Елена Первушина - Петербургские женщины XIX века

Ознакомительная версия.

Но достичь счастья было нелегко. Ребенку предстояло самому понять, что «мыслете-аз, мыслете — аз» это «мама». Некоторым это так и не удавалось, и они считались неспособными к грамоте. Правда, ни одного сообщения о случаях «неспособности к грамоте» в дворянских семьях автору не встречалось. И дело, вероятно, не в генетике, а в том, что дворянских детей учил не «отставной солдат на лужайке», с ними занимались индивидуально. Часто первой учительницей для детей была мать, позже подключалась гувернантка или учитель.

Итак, к 7–9 годам девочка уже умела читать, а дальше все зависело от самой девочки. Некоторые бросали книги, едва выйдя из детской, некоторые становились запойными читательницами.

Одной из них была Марина Цветаева, посвятившая детским книгам такие стихи:

В ее мемуарах то и дело попадаются названия детских книг: и знакомые, такие как «Ундина» Жуковского, «Лесной царь» Гете, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, и малоизвестные, хотя и переиздававшиеся в нашей стране в 2000-е годы, «Без семьи» Георга Мало и «Хайди, или Волшебная долина» Иоганны Спири.

Вот отрывок из автобиографического очерка М. Цветаевой «Мать и музыка»: «Мальчик Реми из „Sans Famille“ („Без семьи“. — Е. П.), счастливый мальчик, которого злой муж кормилицы (estopié 2, с точно спиленной ногой: pied) калека Père Barberin сразу превращает в несчастного, сначала не дав блинам стать блинами, а на другой день продав самого Реми бродячему музыканту Виталису, ему и его трем собакам: Капи, Зербино и Дольче, единственной его обезьяне — Жоли Кер, ужасной пьянице, потом умирающей у Реми за пазухой от чахотки».

А вот из рассказа «Башня в плюще»:

«— Скажи мне, Марина, какое твое самое большое желание?

— Увидеть Наполеона.

— Ну а еще?

— Чтобы мы, чтобы русские разбили японцев. Всю Японию!

— Ну а третьего, не такого исторического, у тебя нет?

— Есть.

— Какое же?

— Книжка, „Heidi“.

— Что это за книжка?

— Как девочка опять вернулась в горы. Ее отвезли служить, а она не могла. Опять к себе, „auf die Alm“ (альпийское пастбище). У них были козы. У них, значит, у нее и у дедушки. Они жили совсем одни. К ним никто не приходил. Эту книгу написала Иоганна Спири. Писательница».

При этом надо заметить, что роман Георга Мало маленькая Марина читала на французском, а «Хайди» — на немецком языке.

Многие дети, как в XIX, так и в XX веке, начинали свое знакомство с литературным русским языком со сказок Пушкина.

Для детей писали и многие известные русские писатели, в том числе уже упоминавшиеся Владимир Одоевский, Антоний Погорельский, Лев Толстой. Но их сказки и рассказы найти нетрудно. Однако есть книги, почти неизвестные современному читателю, при том что они были любимы нашими бабушками и прабабушками. Героинями всех трех книг, о которых пойдет речь, были девочки.

Первая из них — «Проделки Софи», написана петербургской уроженкой Софьей Ростопчиной, в замужестве графиней де Сегюр, для ее внуков и внучек. Она писала ее во Франции, в поместье мужа, окруженная выросшими любящими детьми (их у Софьи и французского дипломата Евгения де Сегюра было восемь, двое умерли рано, но остальные создали свои семьи). Рождение последней дочери Ольги в 1835 году было очень тяжелым — долгое время графиню преследовали тяжелые мигрени с временным параличом конечностей. Однако, по воспоминаниям ее детей, графиня неизменно оставалась любящей матерью, радовавшейся любой возможности провести время с детьми. По утрам они любили смотреть, как их мать причесывается и завивает волосы, старшие подавали ей щетки и туалетную воду, младшие скакали и кувыркались на ее кровати, «твердой, как мешок с орехами», по выражению ее сына.

Вероятно, атмосфера любви и поддержки, сохранившаяся в поместье, помогла графине написать «Проделки Софи» — на первый взгляд книгу очень нравоучительную, рассказывавшую, по словам автора, что «на свете очень много людей, которые в детстве были озорными, а порой даже скверными, как когда-то твоя бабушка, и которые исправились так же, как она».

Это потрясающая книга, которую взрослый человек может прочитать иначе, нежели ребенок. Дело в том, что детство Софьи было достаточно тяжелым. Бывало, что она и ее старшая сестра Наталья для утоления жажды пили воду из собачьих мисок, поскольку мать строжайшим образом запрещала есть и пить в перерывах между трапезами. От такой регулярности питания детей постоянно мучил голод. Однажды на Пасху, выиграв девять яиц, Софья спряталась и съела их одно за другим. При этом родителями руководило не равнодушие, а забота. Они много времени уделяли образованию и воспитанию детей, Софья в четыре года говорила на французском, английском, итальянском. Расставаясь с ними в 1812 году, отец Софьи Федор Ростопчин наказывал: «Во всем берите пример с вашей матери и в случае моей смерти слушайтесь ее как меня!»

Чувствительному, эмоциональному ребенку трудно было совместить любовь, которую она питала к матери, любовь и заботу матери и ее же откровенную жестокость. И, став взрослой, она объяснила это себе так: она действительно была плохой, скверной девочкой, и мать была к ней сурова, чтобы ее исправить. «Эта девочка была запальчивой — стала кроткой, была обжорой — стала воздержанной; ей случалось воровать, а выросла она очень честной; она была злюкой, а сейчас все считают ее доброй… Попробуйте и вы, дети! Вам это будет нетрудно — ведь в вас нет и половины недостатков маленькой Софи».

Ознакомительная версия.