Дзасохов производил положительное впечатление своей общительностью, интеллигентностью, знанием международного опыта. Да и внутренняя проблематика ему не была чуждой: он был одним из самых сильных первых секретарей обкомов партии, причем в национальной республике — Северной Осетии. По моим наблюдениями, у него сложилось хорошее взаимопонимание с реформистскими кругами и, вместе с тем, с центристскими и даже традиционалистскими силами. Поддерживал постоянные контакты с Яковлевым и Примаковым и в то же время был в тесных отношениях с Болдиным, который баллотировался в народные депутаты от Северной Осетии.
В беседе с ним я изложил свое понимание идеологической ситуации, переходной к реальному плюрализму, пытался передать ему своего рода эстафету левого центра с учетом стремления Дзасохова проявлять ко всему здравый подход.
Несколькими днями позднее у меня состоялась встреча с Шениным по его просьбе. Тогда в моих глазах Шенин оставался человеком, склонным к реформаторским идеям. Я откровенно сказал ему, что в предшествующей работе ощущался большой разрыв между линией руководства, с одной стороны, и настроениями и действиями функционеров Отдела организационно-партийной работы, с другой. Без обиняков сказал, что этот отдел был аккумулятором и трансформатором консервативных настроений в партии.
Не знаю, как все это было им воспринято, но в свете последующих событий, не исключаю, что все воспринималось наоборот.
В дальнейшем я воздерживался от каких-либо попыток давать советы и тем более вмешиваться в деятельность отделов ЦК, хотя раздавалось немало звонков от бывших сотрудников по разным вопросам. Да к тому же я чувствовал и определенную настороженность со стороны некоторых новых секретарей ЦК, не всегда объективное отношение к людям, которые работали со мной в идеологической сфере.
По линии Президентского Совета мне поручены были внешнеэкономические проблемы, но, конечно же, пришлось заниматься и общеэкономическими вопросами. Как раз на это время — конец лета и начало осени 1990 г. — падает драматическая схватка вокруг Программы перевода экономики на рыночные основы. Примерно в течение двух лет топтались около рубежа рыночной экономики, прикидывали, взвешивали, спорили, но никак не осмеливались сделать решающий шаг.
Реформа 1987 года пошла под откос. Время было упущено, ушло на политические баталии, а когда вернулись к экономическим проблемам, оказалось, что требуются уже более кардинальные меры по переходу к рынку. Стало ясно, что без этого выбраться нам из трясины, в которой мы оказались, невозможно, не говоря уже о том, чтобы выйти на современный уровень эффективной экономики. Произошел в основном поворот к рынку и в общественном сознании, хотя кое-кто и продолжал пугать предстоящими бедствиями и потрясениями.
Иначе говоря, вопрос — переходить или не переходить к рынку — был уже решен самой жизнью и перемещен в плоскость способов этого перехода. Надо было быстрее создать программу конкретных мер и приступить к ее реализации.
Правительство, наконец, решилось на переход к рыночным методам, приступило по поручению Верховного Совета к разработке программы на этот счет. Но было уже поздно, авторитет правительства Рыжкова оказался подорванным. Не помогло ему даже «академическое подкрепление» Абалкиным, которого я считаю одним из способнейших и реалистически мыслящих экономистов.
Смею утверждать, что любая программа правительства Рыжкова — Абалкина была по этой причине обречена, даже если бы она получила полную поддержку Президента. Я думаю, это чувствовал Президент и искал новые подходы с учетом реальной расстановки сил.
В начале августа, находясь в отпуске в Крыму в санатории «Южный», я узнал об образовании под эгидой Горбачева!? Ельцина совместной комиссии Шаталина-Явлинского для разработки программы перехода к рынку. В «Южном» в это время проводили отпуск также Примаков, Яковлев, Осипьян, Бакатин — «президентская рать», как там нас в шутку называли. Образование комиссии оживленно обсуждалось в контексте компромисса между двумя лидерами. Все были единодушны в оценке необходимости такого компромисса, различия касались лишь его возможных границ.
Настораживало то, что, судя по доходившей информации, работа группы Шаталина-Явлинского шла в отрыве от правительства, и даже в противоборстве с ним. В печати и на телевидении еще до того, как родилась программа Шаталина-Явлинского, ее стали сильно расхваливать и, наоборот, превентивной критике подвергать позиции правительства. 30–31 августа после возвращения из отпусков на совместном расширенном заседании Президентского Совета и Совета Федерации, состоявшемся в зале заседаний палат Верховного Совета, произошла первая проба сил. Обсуждались альтернативные проекты перехода к рынку. Правда, сами проекты отсутствовали. Материалы комиссии Шаталина были разосланы членам того и другого Советов только поздно ночью, а записка Рыжкова участникам совещания была роздана в перерыве.
Все ораторы, в числе их был и я, выступали за неотложное принятие рыночных мер, за компромисс. Но со стороны российского руководства компромисс выглядел довольно своеобразно. Ельцин заявил, что программа Явлинского, первоначально разработанная для Российской Федерации, означала бы развал Союза. Поэтому российское руководство предложило Президенту СССР использовать ее в рамках Союза, но для ее осуществления Правительство Союза не нужно. Требования отставки правительства прозвучали в выступлении Хасбулатова, о том же говорил Силаев. Но руководители других республик с этим не согласились.
Подводя итог дискуссии, Горбачев высказался за объединение усилий в разработке компромиссных соглашений, но отвел требования об отставке правительства: «Надо улучшать работу правительства, а не разгонять его. У нас просто нет времени и возможности для того, чтобы заниматься еще одной реорганизацией».
Проштудировав в эти дни программу «500 дней» Шаталина-Явлинского, я написал записку Горбачеву.
Общее мое впечатление было таково, что программа Шаталина-Явлинского представляет собой серьезную разработку, выдержанную в едином ключе. И хотя программы правительства в развернутом виде пока нет, но то, что уже известно, дает основание сказать, что больше шансов на успех у шаталинского варианта, а потому внимание должно быть сосредоточено на нем, как более предпочтительном.
В программе «500 дней» есть и немало слабостей, упущений, которые должны быть устранены при последующей работе. Авторы программы правильно исходят из необходимости оздоровления финансов и денежного обращения, как предпосылки либерализации цен. Но тут проглядывают несколько наивные представления о том, что это оздоровление может быть достигнуто в течение трех месяцев — 100 дней.
