Наступил день вторжения. Началась операция "Оверлорд" и точно приуроченное к ней советское наступление. Немцы пустили в ход самолеты-снаряды.
Я прочитал в "Старс энд страйпс" сообщения о совещании в Думбартон-Оксе и порадовался тому, что "Большая тройка" уже достигла такого тесного единства в разрешении проблем мира. Из полученного от отца короткого письма я узнал кое-что о его сентябрьской встрече с премьер-министром в Квебеке, где обсуждались, в основном, вопросы войны с Японией. В течение лета и осени 1944 г. я дни и ночи занимался исключительно фоторазведкой над Францией, Германией и Голландией. Это была такая напряженная и утомительная работа, что я был искренне рад, когда меня послали в командировку по техническим делам в Соединенные Штаты. Это означало работу в военном министерстве, то есть посещение Вашингтона и возможность снова увидеться с отцом и со всей семьей.
Первым из членов семьи, кого я увидел в Белом Доме, была моя сестра Анна. Она рассказала мне, как чувствует себя отец, и все же, увидев его, я был несколько удивлен, главным образом потому, что во время только что закончившейся избирательной кампании ходило много толков о плохом состоянии его здоровья. Он действительно похудел и казался утомленным, но только и всего.
- А чего же ты ожидал? - спросил отец, протягивая мне руку, когда мне удалось не надолго проскользнуть к нему между двумя посетителями. - Эти поездки по стране для ведения избирательной кампании становятся несколько труднее, но мне они идут впрок.
Он постарел, но, несмотря на усталость, с его щек не сошел румянец. Он сказал мне, что надеется отдохнуть недели две, возможно в Уорм-Спрингс, и совершенно определенно намерен провести рождество в Гайд-парке.
- Нравится тебе такая перспектива?-спросил он.
- Конечно! Но я даже не знаю, где я буду к тому времени. Вероятно, снова в Англии. Это будет зависеть от моей работы.
Я спросил отца, когда он сможет рассказать мне о том, что произошло после нашего свидания в Африке, примерно год назад.
- Наоборот, мне нужно послушать тебя, - ответил он. - Я хочу, чтобы ты, как очевидец, рассказал мне обо всем, что касается войны.
Он заглянул в свой блокнот, вычеркнул оттуда что-то и сказал, что мы сможем встретиться в тот же вечер.
- Приходи после обеда. Если успеешь, почитай сегодня газеты. По-моему, это яснее всего покажет тебе, насколько наша страна уверена в близкой победе.
Я не стал напоминать отцу, что год назад он предсказывал победу над гитлеровцами к концу 1944 г. Но я успел просмотреть несколько газет и журналов и в тот же вечер заговорил об атом.
- Теперь я понял, папа, что ты хотел сказать. Все они пишут о послевоенной Европе, о том, что в "Большой тройке" нет достаточного единства, и спрашивают, почему ты не созываешь новое совещание "Большой тройки".
Отец кивнул головой.
- По-моему, - сказал он, - дело в том, что им хочется найти какой-нибудь повод для критики. К счастью, мы идем к победе.
Я спросил, не намечается ли новая встреча "Большой тройки".
- Разумеется, такая встреча должна состояться. Я надеюсь, что мы сумеем собраться примерно в конце января, вскоре после моего официального вступления на пост президента. Фактически не решен только вопрос о месте встречи. Сталин хочет, чтобы она состоялась в России.
- Опять?
- Да, и знаешь, ему в этом трудно отказать. Ведь он действительно возглавляет Красную Армию, а Красная Армия идет сейчас вперед.
В этот первый вечер отец, как он и угрожал мне, заставил в основном говорить меня. Он интересовался всем, что я мог сообщить ему о войне, и жадно слушал мои рассказы о боях. Он так долго держал меня в своей комнате, забрасывая вопросами, что у меня уже не осталось времени поменяться с ним ролями и задать ему хоть несколько вопросов. Однако спустя два-три дня такая возможность мне представилась. Генерал из военного министерства, к которому я должен был явиться с докладом, сообщил мне, что не сможет принять меня в этот день. Я тотчас же отправился в Белый Дом в надежде побеседовать с отцом до начала его работы. Отец указал мне на кресло; он, нахмурившись, просматривал какие-то официальные донесения. На полу валялись смятые в порыве раздражения утренние газеты. Отец продолжал читать еще несколько минут, сопровождая свое чтение недовольными восклицаниями.
Когда, наконец, он поднял голову и взглянул на меня, на моем лице было написано любопытство.
- Греция! - сказал отец. - Английские войска ведут бои против тех самых партизан, которые на протяжении последних четырех лет дрались с нацистами.
Отец не пытался скрыть свой гнев. Я лично читал лишь одно, довольно туманное и явно не полное сообщение на эту тему в какой-то вашингтонской газете. Подробные сообщения появились в печати только через несколько недель.
- Как осмелились на это англичане! - воскликнул отец. - На что они только ни пойдут, чтобы вернуть прошлое!
Кофейник кипел. Отец взглянул на него, заметил, что кофе готов, налил себе чашку и пригласил меня составить ему компанию.
- У меня здесь найдется лишняя чашка, - сказал он.
- Чудесно!
- Если бы Уинстон попросту заявил, что он поддерживает греческих монархистов, - продолжал отец, - я бы не удивился. Это было бы вполне в его духе. Но убивать греческих партизан! Посылать на такое дело английских солдат!
- А может быть, используя и полученное по ленд-лизу американское оружие, - вставил я.
- Это-то я выясню, - сказал отец. - Хотя навряд ли я смогу многое сделать, - добавил он.
- Может быть, публичное заявление?
- С осуждением англичан? - отец покачал головой. - Нет, не теперь. Будет еще время поднять этот вопрос при встрече с Уинстоном в феврале. И во всяком случае... Лицо его внезапно прояснилось.
- Во всяком случае, что? Отец вдруг переменил тему.
- Знаешь, примерно год назад здесь, в Белом Доме, была с визитом королева Вильгельмина. И мы с ней поговорили, - отец улыбнулся, - или, вернее, я заставил ее говорить о колониях Голландии и об их участи после войны. Речь шла о Яве, Борнео, словом, обо всей Голландской Индии. Мы всесторонне обсуждали этот вопрос более шести часов, на протяжении двух или трех вечеров. Я указал ей, что эти колонии будут освобождены от японцев американскими вооруженными силами - американскими солдатами, моряками и морской пехотой. Я упомянул и о Филиппинах. - Отец улыбнулся при этих словах. - И, знаешь, Эллиот, она согласилась принять нашу политику на Филиппинах за образец для Голландской Индии после войны. Вилыельмина обещала мне, что сразу же после победы над Японией ее правительство объявит о своем намерении предоставить народам Голландской Индии для начала статус равноправного доминиона и самоуправление. Затем, если после создания в Голландской Индии своего собственного правительства народ свободным голосованием решит требовать полной независимости, он ее получит - точно так же, как мы предоставляем независимость Филиппинам. Это уже определенное обязательство, и оно знаменует собою решительный отход от английского руководства. Подумай только, какое это будет иметь значение для Сталина! Ведь это покажет ему, что могут сделать западные государства после войны и что они сделают!
