Затем наконец начиналась самая сложная часть подготовки. Она имела две основные формы: во-первых, снижение восприимчивости, или избавление от страхов, которые могли охватить животное во время полета (неподготовленный шимпанзе приходил в ужас только от того, что его сажали в капсулу); во-вторых, помещение животного в процедурный тренажер — точную копию капсулы, в которой оно будет находиться во время полета, — и обучение его в ответ на вспышки лампочек и зуммеры нажимать соответствующие переключатели. И все это день за днем, пока обстановка не станет настолько же знакомой, обычной и повседневной, как офис.
Ветеринары возили обезьян на самолете в Райт-Паттерсон, на центрифугу. Их привязывали к креслам в гондоле, запирали люк, включали звук запуска ракеты «Редстоун» и начинали вращение, постепенно увеличивая силу тяжести. Обезьян отправляли в параболические полеты на заднем сиденье истребителя, чтобы познакомить их с ощущением невесомости. Их помещали на бесконечные часы и бесконечные дни в процедурный тренажер, обучая выполнять задания по команде. Так как на шимпанзе во время полета не собирались надевать компенсирующий костюм, животное помещали в камеру с повышенным давлением, которую ставили в капсулу «Меркурия». Во внутренней камере перед обезьяной располагалась панель управления. День за днем, месяц за месяцем обезьяна обучалась действовать определенными переключателями в разных последовательностях в ответ на вспышки лампочек. Если она выполняла задачу неправильно, то получала электрошок. Если правильно — банановые пилюли и похвалу от ветеринаров. Постепенно обезьяны уставали и полностью покорялись. Ведь осуществлялась закалка объекта. Избежать электрошоков и получить пилюли и похвалу стало самым главным в их жизни. Бунт был подавлен.
Обезьяны приступили к обучению тогда же, когда и астронавты, то есть в конце весны 1959 года. В 1960 году они прошли почти все стадии подготовки астронавтов, за исключением прерывания полета, аварийных операций при выходе в атмосферу и контроля положения космического корабля.
Некоторые из обезьян научились управлять процедурным тренажером легко и почти так же быстро, как люди. Ветеринары могли с полным правом гордиться своими успехами. С виду животные были мягкими, послушными, умными и приятными, как дети. А вот внутри… Внутри готово было что-то прорваться, словно сигнал противопожарной системы в котельной.
Примерно в восьмистах милях к западу от военно-воздушной базы Холлоумэн, на той же широте, что и крупнейшая пустыня Америки, находился Эдвардс. Программа Х-15 стала набирать обороты. В Эдвардс даже приезжали журналисты — эра астронавтики! — и называли Х-15 «первым космическим кораблем Америки». На базе жили два человека, которые писали книги о проекте. Одним из них был Ричард Трегаскис, который написал бестселлер «Дневник Гвадалканала». Х-15, первый космический корабль Америки… Будет ли это так? Еще год назад подобное казалось невозможным. Но сейчас проект «Меркурий» начинал запаздывать. В НАСА запланировали первый пилотируемый полет на середину 1960 года. Но время подошло, а у них не было даже готовой капсулы для беспилотных испытаний.
Главным пилотом НАСА в проекте Х-15 был Джо Уокер. Он напоминал Чака Йегера в молодости, только светловолосого, — деревенский парень, любивший летать. Он и говорил, как Йегер, и это была его естественная манера, а не подражание. Йегер вырос в шахтерском районе в Западной Вирджинии, а Уокер — в шахтерском районе в Пенсильвании. Как и у Йегера, тягучее просторечие в речи Уокера перемешивалось с высказываниями насчет параметров, подводимой мощности и экстраполяции. Сам Йегер считал, что Уокер на сегодняшний день — лучший в Эдвардсе.
Да, Уокер выглядел и разговаривал, как молодой Чак Йегер, но на самом деле он был на два года старше. Йегеру исполнилось тридцать семь, а Уокеру — тридцать девять. Уокер был на семь месяцев старше Скотта Карпентера. Так что Уокер не мог ждать. И если бы программы Х-15 и Х-20 приостановили из-за того, что все внимание и деньги тратились на «Меркурий», это стало бы для него настоящим ударом.
Эдвардс сделался в двадцать раз крупнее, чем во время зенита славы Йегера. Клуб Панчо давно исчез. Военно-воздушные силы воспользовались своим правом выкупить у нее землю, чтобы построить новую взлетно-посадочную полосу. Произошло яростное сражение в суде, во время которого начальник базы обвинил Панчо в содержании публичного дома. Панчо же заявила суду, что знает из достоверных источников: старый дятел дал своим пилотам инструкцию якобы случайно поджечь ее гостиницу. Вместе со своим четвертым мужем, бывшим управляющим ранчо, прежняя хозяйка уехала в городок Борон, на северо-восток от базы.
В Эдвардсе теперь находились около трех тысяч человек из авиации и примерно семь тысяч штатских. Некоторые из них, включая самого Уокера, были не из НАСА. Однако пустыня оставалась пустыней: она проглотила этих десять тысяч человек, но само место не слишком изменилось, за исключением времени вечерних пробок, когда штатские служащие спешили к кондиционерам, ожидавшим их в пригородных домах. Уокер, его жена и двое детей жили в Ланкастере — пустынном городке примерно в получасе езды на запад. Уокер построил дом в поселке, который какой-то воодушевленный подрядчик — а воодушевленность была главной движущей силой жилищного бума той поры — назвал фермой «Белые изгороди». Чтобы жить там, вы должны были обнести свой дом белым забором. Что же касается фермы, то тут возникли сложности: выращивать было нечего, разве деревья Джошуа. А идея застройщика состояла в том, чтобы жильцы устроили в задней части своего участка курятник и получили таким образом дополнительный доход.
В этом отношении положение Уокера было несколько лучше, чем у Боба Уайта. Уокер и Уайт казались совершенно разными людьми во всех отношениях. Майор Уайт был главным пилотом проекта Х-15. Он всегда оставался сдержанным и корректным. Не пил. Занимался спортом. Был набожен: состоял служкой в католической часовне на базе и никогда — совсем никогда — не пропускал мессу. Стройный, темноволосый, симпатичный, умный, даже утонченный парень. А еще ужасно серьезный. Он был не из тех летучих жокеев, что вечно боятся опоздать в пивную. Немногие отваживались подшучивать над Бобом Уайтом. Семья Уайта жила на самой базе, в омерзительной новостройке на Тринадцатой улице. Перед домом Уайтов был припаркован некрашеный «форд А». Этой старой развалиной, словно пародийной скульптурой нужной вещи, был награжден лучший летчик-испытатель Эдвардса. Другой первоклассный пилот, Скотт Кроссфилд, завершил первую стадию испытаний Х-15 — проверку силовой системы и основных аэродинамических характеристик. Уайту и Уокеру было поручено достичь на машине ее предельных возможностей, то есть добиться скорости выше 6 Мах (или примерно четыре тысячи миль в час), и, самое главное, на высоте двести восемьдесят тысяч футов. Где именно начинался «космос», так и не было решено окончательно. Но пятьдесят миль высоты считались общепринятой пограничной линией. На этой высоте почти не оставалось атмосферы. На самом-то деле уже когда самолет набирал высоту сто тысяч футов, воздуха оказывалось слишком мало, чтобы поддерживать аэродинамические характеристики. А Х-15 был нацелен на двести восемьдесят тысяч футов — пятьдесят три мили.
