Ознакомительная версия.
Предложение прошло «на ура». Сразу же стали предлагать кандидатуры. Постепенно выкрики слились в синхрон.
– Грыцька выставляем! Грыцька!
Поддубный смотрел на сброд, заполнивший зал. Это было страшное зрелище, что-то вроде разбушевавшейся стихии, хотя и обычная цирковая публика особо благородными манерами похвастать не может. На бортик арены взобрался грузный, могучий махновец, тот самый Грыцько, в чью победу свято верили анархисты. Он был могуч, с этим следовало согласиться, мог любого смять лишь одним своим весом. Но пропитое похмельное лицо свидетельствовало, что его запала надолго не хватит.
Махно сам дал сигнал к началу схватки. Иван Максимович мог бы положить Грыцька на лопатки сразу, он умел использовать силу противника против него самого, но стал тянуть время. Следовало хорошенько подумать, стоит ли выигрывать. Махновцы – народ горячий, могли после победы вывести во двор и поставить к стенке, а то и пристрелить прямо на манеже. С них станется.
Грыцько густо дышал перегаром и чесноком, широко ставил ноги, пытался, обхватив Ивана, оторвать его от земли.
«Может, самое время поддаться? – мелькнула в голове предательская мысль. – Пять минут позора, зато жив останешься».
Искушение проиграть было большим. Умирать никому не хочется. Но это значило бы предать себя, перечеркнуть все, что до этого делал. К чему тогда было раньше упрямиться, отказываться от договорных схваток и больших денег, наживать себе среди импресарио славу склочного и несговорчивого борца?
– Будь что будет, – решил Иван и перешел в наступление.
Грицько буквально перекатывался по манежу от бросков Ивана Максимовича, но валить на лопатки его Поддубный не спешил. Следовало показать махновскому сброду, что звание чемпиона мира не покупается, его завоевывают в честной борьбе. Грозный Грыцько ничего не мог поделать с противником, если ему и удавалось захватить Ивана, то он тут же уходил, выворачивался. Промучив самонадеянного Грыцька почти час, Иван Максимович сжалился над ним и играючи уложил на лопатки, даже дожимать грудью не пришлось. Еще во время состязания слышались недовольные крики, непристойные ругательства, угрозы, Ивана обещали пристрелить.
Поддубный встал и посмотрел в зал. На него смотрели не только глаза, но и стволы оружия.
«Здесь пристрелят или же на улицу поведут? – подумал Иван. – Наверное, все же прямо здесь».
Ситуацию спас батька Махно. Все-таки он был умным и даже в чем-то справедливым человеком. Да и поступок Поддубного его впечатлил. Храбрых людей, готовых поплатиться жизнью за свои убеждения, он любил.
Нестор Махно поднялся и выстрелил в воздух, тут же наступила гробовая тишина. Батька вышел на манеж, вытащил из-за пазухи пухлую пачку банкнот и вручил ее Поддубному:
– Это мой личный приз. Так сказать, от почитателя искусства.
Приз Иван принял, очень были нужны деньги, в другое время – непременно отказался бы. Сказал бы, что не возьмет их из-за любви к чистому искусству.
Поддубному было уже почти пятьдесят лет, а он мотался по Украине. В Одессе прямо в цирке его арестовало ЧК, посадили в тюрьму, собирались расстрелять, обвиняя в организации еврейских погромов. Но и тут известность помогла Ивану Максимовичу, пригодился узнаваемый образ, придуманный ему Артемом Никитиным. Для чекистских умов все же был доступен пониманию демократический цирк, некоторые в прошлом и в настоящем ходили на представления. Поддубного узнали. Оказалось, что произошла ошибка. Ивана Максимовича просто перепутали с настоящим виновником – антисемитом Поддубовым, тоже, кстати, борцом. Его отпустили, но, как подумалось вскоре Поддубному, лучше бы его расстреляли или ЧК, или махновцы. Сразу же по выходу из тюрьмы он получил известие из Красеновки о том, что его любимая жена Нина, ради которой он и старался все последние годы, сбежала от него с деникинским офицером. Но не это было самое страшное, она прихватила с собой львиную долю его золотых наград. Смысл жизни был вновь утерян. Иван понимал, уже слишком поздно надеяться на то, что он заведет настоящую семью – обретет детей. Кто знает, сколько лет ему отпущено впереди? Ивану не хотелось, чтобы его еще не рожденные дети росли потом в нищете.
Это известие свалило его с ног. Он впал в прострацию. Снова переставал узнавать знакомых, говорить с людьми. Через несколько лет Нина написала ему из-за границы, просила простить ее, предлагала все начать сначала. «На коленях проползу до тебя», – обещала обманщица. Просто измену Поддубный бы сумел простить, но то, что Нина посягнула на его награды, было выше его понимания. Он ответил коротко: «Отрезано» – и подал на развод.
В 1922 году Поддубного пригласили работать в Московском цирке, он, конечно же, согласился. Советская власть прекрасно понимала, что любимый народом цирк – очень хорошее место для ведения коммунистической агитации. Луначарский и сделал это предложение Ивану Максимовичу, понимая, что тот не откажется. Относительная стабильность. Город большой, со зрителями проблем не возникнет.
Иван Максимович уже разменял шестой десяток, и врачи, исследовавшие его, удивлялись. Даже после выступлений и изнурительных тренировок у атлета не наблюдалось утомления сердечной мышцы. Медики называли его между собой «железным Иваном». А вот коллеги по манежу все чаще звали его уважительно дядей Ваней.
В Москве вновь оказалось востребованным умение Ивана Максимовича ставить номера. Существовал в Московском цирке такой номер. Известный борец Чуфистов выходил на манеж, ложился, на грудь ему укладывали доски, сбитые брусками, и по этим доскам проезжал грузовой автомобиль. Сдуру руководство цирка решило ввести в номер дублера, другого борца – Ярона. Мол, таким образом публике будет продемонстрировано, что любой советский человек способен на подвиг, нужно лишь желание. Об этом нововведении тут же оповестили в афишах. Но во время тренировок выяснилось, что грудь Ярона не может толком выдержать даже веса помоста, не говоря уже о весе грузовой машины. А ведь представление уже объявлено! Выход нашел дядя Ваня. Он предложил такое решение. Ярон выходит на манеж, ему кладут на грудь помост, выезжает грузовик, но тут из зала выбегает супруга Ярона. Она кричит: «Не позволю», разгоняет всех к чертовой матери и уводит мужа за руку за кулисы.
Так и сделали. Правда, жена борца, никогда до этого не выходившая на арену, так разволновалась, что чуть не пропустила свою реплику. Однако обошлось. Грузовик благополучно переехал уже через опытного в таких делах Чуфистова.
НЭП дал Ивану перевести дыхание. Гражданская война, военный коммунизм остались позади. Теперь он ездил с гастролями по всей стране. И как-то раз, когда он был на цирковых выступлениях в Ростове-на-Дону, Иван Максимович зашел в гости к своему воспитаннику, молодому борцу Ивану Машонину. Он начинал тренировать его еще мальчишкой. Парень подавал надежды, с пониманием воспринимал моральные позиции Поддубного, придерживался их в спорте. Там, в Ростове, Иван Максимович неожиданно для себя и повстречал свою будущую судьбу, хотя к этому времени уже разуверился в семейной жизни.
Ознакомительная версия.
