Ознакомительная версия.
Хунтеманн вернулся через две недели. Он побывал у Шрайдера и в различных отделах РСХА в Берлине, его отпасовывали туда и обратно, но он нигде так и не получил достоверной информации о местонахождении агентов, которых много месяцев назад перевели из Голландии в немецкий концлагерь. Наконец в концлагере Ораниенбург ему удалось поговорить с Иорданом – больным и непригодным к работе. В Ораниенбурге содержался также Лауверс, но ему не позволили встретиться с Хунтеманном, а местонахождение прочих выяснить не удалось.
Этих сведений нам хватило. Наши конкуренты не желали расставаться со своей добычей. Агенты «Северного полюса» растворились в серой массе миллионов рабов, прикованных к веслам тонущего корабля-государства и погибающих от голода и болезней, с нетерпением дожидаясь дня освобождения.
На нас тяжелым бременем давило понимание нашего временного бессилия перед роботами системы и перед силами, влекущими нас к полной катастрофе, которые стали более чужеродными, враждебными и непонятными, чем враги из другого мира. В своих мыслях мы были отчуждены друг от друга и неспособны к взаимопониманию, хотя говорили на одном и том же языке. Мы думали, что сражаемся за Германию, но слишком поздно поняли, что в своем ослеплении бросили на чашу весов и потеряли нечто большее, чем свою родину и существование своей нации: наследие тысячелетней истории, колыбель человеческой цивилизации – Европу.
Многие удивятся, обнаружив в книге бывшего главы немецкой военной контрразведки о его работе в годы войны эпилог, написанный одним из его побежденных противников. Поэтому я дол-жен объяснить, почему так получилось.
В Голландии после войны появились многочисленные публикации, посвященные описанным в данной книге событиям. Все они основаны на немецких донесениях, ставших доступными для исследователей. Вследствие отсутствия информации «с другой стороны» эта драма оказалась изображена так, как она виделась немецкими глазами. Пусть об этом говорится вскользь и мимоходом, но складывается впечатление, что участвовавшие в ней голландские агенты фактически оказались непригодны к своей работе. Поскольку немецкая операция «Северный полюс» продолжала развиваться после каждого ареста, можно сделать логичный вывод, что немцы опирались на полное сотрудничество арестованных агентов. Однако отсюда вовсе не следует, что эти агенты не исполнили свой долг.
После окончания войны на основе немецких донесений, которые послужили материалом для вышеупомянутых публикаций, в наш с Таконисом адрес посыпались обвинения – порой даже со стороны официальных лиц – в предательстве, которое и сделало возможным успехи немцев. Лишь то, что я вопреки всему остался в живых, позволило отчасти опровергнуть этот миф. К несчастью, мои погибшие товарищи уже ничего не расскажут. Поэтому я счел своим долгом воспользоваться предоставленной мне возможностью и попытаться оправдать их.
Агенты, которых МИД-СОЕ в 1941–1944 годах отправляло в Голландию, представляли собой очень пеструю толпу. Некоторые из них бежали из Голландии, другие приехали в Англию из самых разных стран мира, чтобы принять участие в освободительной борьбе. Они представляли все профессии и все слои общества и получили самое разное образование – от начального до университетского. Но всех их объединяла глубокая любовь к родине и слепая преданность командирам при исполнении своего долга. Давняя репутация, которой во всем мире пользовалась британская разведка, и тренировка, пройденная агентами, вознесли их доверие к своей службе почти до высот мистической веры. Без такого доверия никому из них не поручили бы исполнение предстоящих им опасных задач. Это безграничное доверие серьезно усилило испытанный ими шок, когда с борта самолета они попадали прямо в руки врагов.
По прибытии агентов враги часами держали их в убеждении, что они находятся среди друзей, поэтому понятно, почему агенты выдавали заранее обговоренные кодовые фразы, которые служили для лондонского штаба сигналом, что высадка прошла спокойно. Сами агенты ни в чем не виноваты. На следующий день после очередной доставки агентов в Голландию Лондон по радио требовал от них донесений. Легко догадаться, что агент, прибывший на место целым и невредимым, постарается сразу после прибытия сообщить, что у него все в порядке, не дожидаясь, когда его об этом спросят.
Пусть немцы и не говорили ничего подобного, попавших в плен агентов не могло не посетить подозрение, что в Лондоне окопались предатели. Такое подозрение вполне могло помешать некоторым из них предупредить Лондон, используя имевшиеся в их распоряжении средства, помимо кодового сигнала после прибытия. Но насколько я знаю этих людей, большинство из них, если не все, не могли не пытаться сообщить в Лондон о катастрофическом положении вещей. После войны я случайно узнал о подобных попытках, в ходе которых использовались как заранее обговоренные методы связи, так и особые, изобретенные самими агентами. На ум сразу приходит предупреждение Андринги агенту Дессингу и записка, которую Акки сумел переслать из Харена. Уббинк и Дурлейн тоже, разумеется, сбежали не для того, чтобы спасти свою шкуру. Пребывание в тюрьме в то время было менее опасным, чем бегство с минимальными шансами на успех. Они намеревались лично рассказать обо всем в штабе, поскольку все прочие попытки провалились. Тот факт, что англичане подыгрывали немцам, не может, как я уже говорил, считаться доказательством того, что агенты ни о чем их не предупреждали. Это заявление может показаться слишком смелым, но я делаю его, опираясь на личный опыт. Чтобы читатель этой книги мог разделить мое убеждение, я расскажу о своих испытаниях в плену. Я старался по мере возможности согласовать свой рассказ с событиями, о которых ведет речь Гискес, однако внимательный читатель заметит, что мое описание кое в чем отличается от описания Гискеса. Это неудивительно, так как некоторые моменты, о которых пойдет речь, были для Гискеса лишь несущественными деталями, теряющимися на общем фоне. Но для меня они имели такое важное значение, что неизгладимо запечатлелись в моей памяти.
Началом операции «Северный полюс» можно считать пятницу б марта 1942 года – день моего ареста. Как всегда по пятницам, в 6.30 вечера я пытался установить радиосвязь с Англией. Отлично помню, как холодно было в маленькой гостиной семейства Теллер. Я сидел за передатчиком в зимнем пальто, укрыв колени одеялом. Шторы были задернуты, чтобы меня не выдал тусклый свет ламп в аппарате. Рядом с только что настроенным передатчиком лежали три готовых к отправке сообщения. Я не отрывал взгляда от часов, чтобы начать передачу точно по расписанию. Но передаче не суждено было начаться: не успел я взяться за ключ, как пришел лейтенант Теллер и сказал, что на углу Олеандерлан и Фаренгейтстрат стоит много полицейских машин.
Ознакомительная версия.
