Да что они! Я приведу вам другую историю. У меня есть неразлучный друг, фамилию которого позвольте мне не называть. Мы дружим более пятидесяти лет. Когда я был принят, в шестнадцатилетнем возрасте, вратарем в первую университетскую команду, мой друг стал добровольно носить чемоданчик, в котором лежали мои футбольные доспехи. Я сопротивлялся, но он молил:
— Разреши, пожалуйста. Ты же знаешь, что я не могу играть из-за своей проклятой ноги. Пусть у меня будет хоть это…
Шли годы, мы подросли, мой друг стал богатым человеком, крупнейшим адвокатом, но по-прежнему он ни на минуту не оставлял меня. Пока я играл, он «вез» мой чемоданчик в Монтевидео, Лондон, Париж, Рим, Флоренцию, Антверпен… Потом мы ездили вместе в качестве туристов или членов клуба «Эспаньол».
Мой друг отлично знает футбол, радуется его расцвету, который умеет оценить объективно, и только в одной он был всегда неизменен. После каждой игры, которую мы видели, он повторял неизменно:
— Знаешь, Рикардо, ты остаешься до сих пор непревзойденным. Я не вижу вратаря, которого можно было бы поставить рядом с тобой.
Мои протесты и уверения в том, что это не так, ни к чему не приводили.
— Уж ты меня не учи,— говорил обычно он,— толк во вратарях я знаю!
В шестьдесят третьем мы вместе приехали в Лондон, на «матч столетия». Праздник на «Уэмбли» удался на славу: казалось, люди показывали богам земную прелесть футбола. Тем более мне показалось странным грустное настроение друга. Когда мы вернулись в гостиницу, я спросил его:
— Уж не заболел ли ты?
— Нет, спасибо. Но я вынужден тебя огорчить.
— Огорчить? Чем?
— Мне очень больно признавать это, Рикардо, но этот русский Яшин, пожалуй, играет не хуже тебя.
Я расхохотался.
— Огорчить? Мой мальчик, разве может быть что-нибудь прекрасней сознания, что жизнь идет вперед, что футбол продолжает так щедро одаривать нас талантами?
Через три года, в том же Лондоне друг пошел в своих оценках еще дальше:
— О, этот Яшин действительно великий вратарь, какого я еще не видел. Знаешь, между прочим, его называют «Заморой наших дней». Не кем-нибудь, а Заморой! Ты слышал об этом или я сообщаю тебе новость?
Признаться, я уже слышал и читал об этом не раз. Могу признаться и в другом: мне льстит такое сравнение, что действительно лучшего вратаря сегодняшних дней сравнивают со мной и называют моим именем.
«Величайший поэт футбола»
У каждого из нас есть не только своя любимая команда, но и свои любимые футболисты, которые особенно точно отвечают нашему представлению о том, какими должны быть мастера этой прекрасной игры.
Для меня таким человеком является заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР Константин Иванович Бесков. Вот уже почти сорок лет его жизнь неразрывно связана с зеленым простором игрового поля, с волнующими, непримиримыми битвами на нем.
Начав в далеком 1933 году выступать в детской команде московского завода «Серп и молот», Константин Бесков прошел большой путь в футболе.
Люди моего поколения были свидетелями его игры. Сколько раз мы искренне любовались и восхищались филигранной техникой Бескова, его тактической мудростью, на которой покоились, как на прочном фундаменте, многие комбинации знаменитого послевоенного московского «Динамо». С каким восторгом мы слушали репортажи из Англии глубокой осенью 1945 года, где наши динамовцы побеждали прародителей современного футбола, и не раз взволнованный голос Вадима Синявского доносил с Британских островов:
— Бесков! Опять отлично сыграл Бесков!
«Отлично сыграл!» — эта фраза почти всегда стояла рядом с его фамилией. И тогда, когда он выступал на Олимпийских играх. И тогда, когда сражался против национальных сборных Венгрии, Чехословакии, Польши, Румынии… И всегда, когда отстаивал честь родного клуба.
Закончив выступать, получив диплом выпускника Государственного центрального института физкультуры, Константин Иванович перешел на тренерскую работу. С его именем связаны годы расцвета московской футбольной школы молодежи. Под его руководством блистательно заиграла в 1963—64 гг. национальная сборная СССР.
Константин Иванович еще молод, он успел сыграть за родной клуб вместе с Яшиным, он вернул его в сборную в шестьдесят третьем, он был с ним рядом последние пять лет, выполняя свои многотрудные обязанности старшего тренера московского «Динамо».
Этому замечательному мастеру и педагогу я с особым удовольствием предоставляю слово в книге рассказов о вратарском мастерстве.
* * *
— Жизнь Яшина в большом футболе вся, от начала до конца, прошла на моих глазах. Я помню, как он впервые пришел в наш динамовский коллектив — высокий, худощавый парень в короткой солдатской шинели. Он казался несколько угловатым и смешным, но только до того момента, пока вам не удавалось увидеть его в деле. Потом вы уже в любом наряде узнавали его таким, каким он предстал перед вами в воротах: ловким, смелым, неутомимым.
Насколько я помню, даже делая свои первые шаги в команде, Яшин не выглядел робким юношей. В нем сразу угадывалась уверенность в себе, в своих действиях. Это проявлялось не в словах, а в делах, поступках, действиях на поле — на тренировках и в игре.
Я хочу отметить, что с первых дней пребывания в команде Яшин очень много и напряженно трудился. Он не пренебрег ни одним дельным советом, ни одной фразой старших годами и опытом товарищей, впитывая в себя, как губка воду, все хорошее и полезное. Одним словом, если команду мастеров, особенно такую, как московское «Динамо», иногда принято называть футбольным университетом, то Яшин, несомненно, был в нем студентом-отличником.
Он довольно скоро овладел основами мастерства и если на первых этапах в чем-то отставал, то это — в общефизической подготовке, в таких качествах, как сила, ловкость, выносливость. Объяснить подобные недостатки нетрудно: детство Левы прошло в тяжелое военное время, в четырнадцать лет он вынужден был стать к станку, о физкультуре и спорте, даже о простых мальчишеских забавах подумать было некогда. Но, попав в команду, он стал много времени уделять подсобным упражнениям и различным видам спорта — легкой атлетике, штанге, гимнастике.
Лева учился старательно, относился к делу с любовью, с большой ответственностью, и в команде с первых его шагов стали относиться к нему с глубоким уважением, с подчеркнутым доверием. Особенно нам импонировало то, что Лева, «горел» идеями, он уже тогда часто высказывал свои революционные мысли о том, как следует строить игру вратаря:
