- Имам, скажите еще, зачем вы бросили в реку стихи Саида Араканского?
- Настоящие стихи нельзя бросить в реку, они живут в сердцах людей. Если же стихи равноценны той бумаге, на которой они написаны, то туда им и дорога. Вместо сочинения столь легковесных стихов, которые может унести течение реки, Саид Араканский должен заняться каким-нибудь полезным делом.
Рассказывают: когда погиб великий поэт Махмуд, отец поэта, убитый горем, взял чемодан с рукописями Махмуда и бросил его в огонь.
- Горите, проклятые бумаги, это из-за вас преждевременно погиб мой сын.
Все бумаги сгорели, но стихи Махмуда остались жить. Не забыто ни одно слово из песен, сочиненных им. Эти песни живут в сердцах людей, над ними не властны ни огонь, ни вода, потому что они правдивы.
Мой отец смеялся:
над теми, кто, боясь дурного глаза, отправлялся в дорогу ночью, тайком;
над теми, кто набивал хурджун камнями, чтобы люди думали, будто в хурджуне лежит чурек;
над охотниками, которые с охоты приносят домой вместо куропатки ворону.
Абуталиб мне рассказал: жил на свете один бедняк, которому хотелось выглядеть богачом. Каждый день он приходил на годекан довольный, улыбающийся, а его усы блестели от жира, словно он только сейчас ел молодого, нежного барашка. Бедняк хвастался вслух:
- Ух, какого жирного ягненка я зарезал сегодня на обед! Какое у него нежное, сладкое мясо!
- Откуда он берет каждый день по ягненку? - удивлялись жители аула. Надо проверить.
Ловкие парни забрались на крышу и через широкий дымоход заглянули в саклю. Они увидели, как бедняк вскипятил старую завалявшуюся кость, собрал сверху немного костного жира и этим жиром намазал себе усы. Потом он съел немного тмина - все, что у него было в доме съедобного.
Парни быстро спустились с крыши и зашли в саклю.
- Салам алейкум! Шли-шли и решили зайти в гости к богатому человеку.
- Немного опоздали, только сейчас пообедал жирным барашком. Собрался теперь выйти из дома.
- Ты лучше расскажи, где ты собираешь такой душистый, вкусный тмин?
Бедняк понял, что парни все знают, и повесил голову. С тех пор его усы ни разу не блестели от жира.
Воспоминание. Однажды в детстве отец сильно наказал меня. Побои я давно забыл, но причину побоев до сих пор помню крепко.
Утром я вышел из дома как будто в школу, а на самом деле свернул в переулок, а потом в другой и до школы в этот день не дошел. С уличными мальчишками я до вечера играл в стукалку.
Отец дал мне немного денег, чтобы купить книг, на эти-то деньги я и резался, позабыв все на свете. Деньги, конечно, вскоре кончились, я стал думать, где бы достать еще. Когда играешь в азартную игру и когда отдаешь последнюю копейку, кажется, найдись еще пятачок, и все отыграешь, все вернешь, да еще и выиграешь. Мне тоже казалось, что если я раздобуду немного мелочи, то я отыграюсь.
Я стал просить взаймы у мальчишек, с которыми играл. Но никто не захотел мне дать. Ведь есть примета: если во время игры дашь взаймы проигравшемуся игроку, проиграешь и сам.
Тогда я придумал выход. Я стал обходить все дома в ауле. Я говорил, что завтра приезжают пехлеваны и вот мне поручили собирать для них деньги.
Что зарабатывает бродячая голодная собака, бегая от ворот до ворот? Одно из двух - либо кость, либо палку. И мне тоже - одни отказывали, другие давали. Вероятно, давали мне из уважения к имени моего отца.
Обойдя аул, я подсчитал выручку и понял, что можно продолжать игру. Но и этих несчастных денег не хватило надолго. К тому же во время игры приходилось ползать по земле на коленях. За целый день мои штаны продрались насквозь, а колени исцарапались.
Между тем дома меня хватились. Старшие братья пошли искать меня по всему аулу. Жители аула, которым я наплел насчет приезда пехлеванов, приходили один за другим к нам в дом узнать поподробней насчет их приезда. Одним словом, в то время, когда меня за ухо вели домой, о моих похождениях было известно все.
И вот я предстал перед судом отца. Больше всего на свете я боялся этого суда. Отец оглядел меня с головы до ног. Мои голые, припухшие, красные колени торчали из прорех, как торчат пуховые подушки, когда ими затыкают оконца сакли.
- Что это? - спросил отец как будто спокойно.
- Это колени, - отвечал я, стараясь загородить прорехи руками.
- Колени-то колени, но почему они на виду? Расскажи-ка, где ты порвал штаны.
Я начал разглядывать свои штаны, как будто только сейчас заметил в них изъян. Странная психология лгуна и трусишки: и понимаешь, что взрослые все знают и что бесполезно и смешно отпираться, а все-таки до последнего стараешься увиливать от прямых, правдивых ответов и сочиняешь бог знает что.
В голосе отца стали появляться грозные нотки. Домашние, зная о характере главы семьи, спешили мне на выручку. Но отец жестом отстранил их всех и снова спросил.
- Ну, так как же ты порвал свои штаны?
- В школе… зацепил за гвоздь.
- Как, как, повтори…
- За гвоздь.
- Где?
- В школе.
- Когда?
- Сегодня.
Отец наотмашь ударил меня ладонью по щеке.
- Скажи теперь, как ты порвал свои штаны?
Я молчал. Отец ударил меня второй раз, по другой щеке.
- Скажи теперь.
Я заплакал.
- Замолчи! - приказал отец и потянулся за плетью.
Я перестал плакать. Отец замахнулся.
- Если сейчас же не расскажешь все, как было, ударю плетью.
Я знал, что такое эта плеть с окаменевшим узелком на конце. Страх перед плетью оказался сильнее страха перед правдой, и я рассказал свои злоключения по порядку, начиная с утра.
Суд окончился. Три дня я ходил сам не свой. Жизнь в сакле и в школе шла как будто бы своим чередом. Но душа была не на месте. Я чувствовал, что еще предстоит разговаривать с отцом. Больше того, где-то в глубине души я теперь сам желал и даже жаждал этого разговора. Самым мучительным для меня в эти дни было то, что отец не хочет со мной говорить.
На третий день мне сказали, что отец зовет. Он усадил меня рядом, погладил по голове, расспросил, что проходим сейчас в школе, какие у меня отметки. Потом неожиданно спросил.
- Ты знаешь, за что я тебя побил?
- Знаю.
- За что же, по-твоему?
- За то, что играл на деньги.
- Нет, не за это. Кто из нас не играл на деньги в детстве? И я играл, и твои старшие братья играли.
- За то, что порвал штаны.
- Нет, и не за штаны. Кто из нас не рвал в детстве своих штанов или рубашек? Хорошо, что уцелели наши головы. Ты ведь не девчонка, чтобы ходить все время по тропочке.
- За то, что не пошел в школу.
- Конечно, это большая твоя ошибка: с нее начались все твои несчастья в этот день. За это следовало бы тебя поругать, так же, как за штаны и за игру на деньги. Ну, в крайнем случае я накрутил бы тебе уши. Побил же я тебя, мой сын, за твою ложь. Ложь - это не ошибка, не случайность, это черта характера, которая может укорениться. Это страшный сорняк на поле твоей души. Если его вовремя не вырвать с корнем, он заполнит поле так, что негде будет прорасти доброму семени. На свете нет ничего страшнее лжи. Ее нельзя прогнать и побить. Если ты мне солжешь еще раз, я тебя убью. С этого часа ты будешь говорить только правду. Кривую подкову ты будешь называть кривой подковой, кривую ручку кувшина - кривой ручкой кувшина, кривое дерево - кривым деревом. Ты понял это?