процессе по делу «Воймы», распоряжение об его аресте не было отменено. Через несколько дней Таканен, скрывшийся из Гельсингфорса, был найден в Хювингя и отправлен в Сибирь. Виновным в найме лоцманов оказался германский консульский агент в городе Ганге Сарториссио и еще одно лицо, скрывшееся в Финляндии на украденной яхте.
Самая оживленная деятельность германских шпионов, как и нужно было предполагать, наблюдалась в Ганге. Было произведено несколько арестов, не приведших, однако, ни к какому результату вследствие болтливости, глупости и несоответствия своей должности гангесского полицмейстера подполковника Осипова и неумения вести дело ланвикского коменданта подпоручика Борисова, по представлениям которых были возбуждены первые дела о германских агентах. Когда ждали немцев в Ганге, то было решено привести в негодность все портовые сооружения. В России особенно любили жечь, так было поступлено и тогда. 22-го саперного батальона капитан Панков сжег то, что было не нужно жечь, и не тронул того, что нужно было сжечь. В результате русская казна должна была выплатить десятки миллионов марок за имущество, уничтоженное взрывами и пожарами в городе Ганге. Сжигая порт, капитан Панков сжег заодно и маслоочистительный завод на самом молу, хотя он-то никоим образом не мог мешать немцам, а мол с его виадуками оставил в полной исправности…
В сожженном Ганге, конечно, шпионам делать уже было нечего, и они все перекочевали на север. Первым агентом, попавшимся за службу немцам, был учитель гимнастики Мауриц Мексмонтан. У него при обыске были найдены визитная карточка руководителя германской разведки в Финляндии и список судов Балтийского флота, стоявших в Гельсингфорсе. Товарищ прокурора Тверского окружного суда господин Серебряков мне говорил, что, по его убеждению, Мексмонтан спасал своего сына, бывшего в действительности германским агентом. Мексмонтан был одним из деятельных членов союза «Войма». Он был приговорен к смертной казни, но по просьбе русских родственников таковая была ему заменена 20-летними каторжными работами в Шлиссельбургской крепости.
Вторым задержанным агентом был некий Сван в Гельсингфорсе, пойманный матросами в Южной гавани, когда он записывал имена пришедших в порт миноносцев. Судьба его мне неизвестна. Третьим был некий Густавсон с острова Реплот около города Николайстада. Когда немцы организовали свою почту, то почтальон или побоялся доставить письмо адресату, или поленился, или здесь было наличие мести – теперь уже сказать трудно, но письмо, адресованное Густавсону, с директивами германской разведки и сведениями об очередном этапе молодых людей за границу (Густавсон был их проводником) через Кваркен было задержано военной цензурой в городе Николайстаде и направлено жандармским властям. В результате Густавсон был арестован и казнен за измену и службу интересам врага, причем до последней минуты продолжал отрицать свою виновность.
Все остальные задержанные (некоторые при этом оказывали попытки сопротивления или бегства, а потому были убиты на месте) принадлежали исключительно к егерским кругам.
Так, был убит жандармским унтер-офицером Ю. фон Эссеном проводник завербованных молодых людей из Финляндии в Швецию через пролив Кваркен. Отец его принужден был бежать в Швецию, где и принял участие в работе против нас.
Было арестовано еще несколько германских шпионов, когда при Финляндской военно-цензурной комиссии была организована лаборатория для проявления писем парами йода. Все они очутились, однако, на свободе после революции. Применялись и другие способы исследования писем (кроме йода) в лаборатории. В начале января 1916 года попался инженер, заведовавший делом компании «Зингер», за шпионское донесение в Швецию при помощи цифр. Им посылался подробный реестр проданным за 1915 год швейным машинам. Военный цензор обратил внимание на пятизначные цифры реестра и, имея брата агента по продаже швейных машин Зингера, решил проверить номера, которые оказались шести– и семизначные. Тогда письмо было задержано, расшифровано и по переводе на русский язык оказалось очередным рапортом немецкого шпиона, каковым оказался представитель фирмы Зингера в Гельсингфорсе. Были письма провокационные, имевшие целью сбить разведку с истинного пути и направить на ложный след или просто оговор какого-нибудь лица в целях мести. К последнему следует отнести донос одной дамы на профессора Седергельма, арестованного в Торнео по телеграмме начальника Финляндского жандармского управления при выезде профессора за границу. Сводя с ним счеты, дама, по-видимому, нечаянно, сболтнула лишнее, указав на принадлежность Седергельма к числу членов Активного комитета, что не было известно розыскным учреждениям. В январе 1916 года итальянская военная миссия препроводила в штаб армии кольцо, снятое с чайки, убитой где-то в Италии, предполагая шпионаж. Однако после двух-трех вопросов начальник Финляндского жандармского управления понял, что кольцо это надето профессором Александровского университета исключительно в целях орнитологических, и прекратил дело, отпустив не на шутку испугавшегося профессора восвояси. Во избежание заклеивания шпионской корреспонденции в переплеты книг таковые особой цензурой под руководством доктора Вайнио после просмотра отрывались, и книги и журналы доставлялись адресатам без переплетов. Немцы изыскивали все способы для переписки со шпионами. Так, был установлен хитроумный подбор коллекции марок, которые получал не сам агент лично, а ему она передавалась через третьи-четвертые руки, и тем же путем он отвечал, возвращая марки, которые в альбоме были уже переставлены в другой порядок. Коллекции по этой причине было приказано подвергать задержанию. Военная цензура вскоре выяснила, что торговый дом «Ниман и Шульц» в Стокгольме, Стокгольмский торговый банк, экспедиционная контора «Павел Форостовский» в Петербурге и многие другие лица являются германскими агентами. Имена теперь, конечно, не имеют никакого значения, а потому мы больше называть их не будем.
Несмотря на всю строгость военной цензуры, все же наиболее удобным способом доставки шпионских донесений являлась почта. Немецкие агенты лишь избирали все новые и новые способы переписки. Военной цензурой уже раньше было обращено внимание на проживавшего в окрестностях города (в приходе Черкслэт) английского подданного Юза. Этот Юз писал чернилами, которые наши лаборатории не могли проявить.
Случайно один элегантный молодой человек обратил на себя внимание нашего пограничного надзора в городе Торнео тем, что имел в своем чемодане пару белых носков, по-видимому, чем-то подмеченных, хотя при беглом осмотре они могли сойти за грязные. Жандармский унтер-офицер почему-то решил их понюхать. Бросившийся резкий запах какой-то кислоты заставил его доложить об этом офицеру. При ближайшем исследовании подполковником Корниловым носки оказались смоченными как раз именно в тех чернилах, которые мы искали. Подобных случаев было немало. Наиболее излюбленный способ переписки шпионов был на оборотной стороне конвертов, которая затем заклеивалась подкладкой из цветной бумаги. Подкладка вырывалась в военной цензуре и бросалась, а письма, если они были подозрительны, проявлялись вместе с конвертом. Передавались шпионские донесения путем фотографий, например фотография изображала дом с названием улицы и номера. Чуть заметное пятно указывало на окна занимаемой
