Берясь за Искандера, Низами был в значительно меньшей степени связан традициями сасанидской хроники. Здесь он впервые смог развернуть во всех подробностях образ идеального правителя таким, каким он ему рисовался. Почему его Искендер получает звание пророка? Потому, что он понял, что настоящий правитель живет не для себя, а для других, что он все свои силы отдает на улучшение жизни масс, широко пользуясь знаниями. Казалось бы, Низами пришел, наконец, к идеалу, нашел того идеального правителя, которого искал. Но Низами не останавливается и тут. Он высказывает неслыханную для того времени по смелости мысль, мысль о том, что какими бы идеальными чертами ни обладал правитель, но возможна еще более совершенная форма человеческого общества, общество равных, не знающее классового деления и потому не нуждающееся даже и в этом идеальном правителе. Низами в своем последнем труде слил традиции народной восточной мысли с учениями античного мира и так пришел к своему конечному выводу. Он понимал, какое огромное значение имел этот вывод. Отсюда проистекает то подчеркивание значения поэмы и требование внимательного ее изучения, о котором мы говорили. Низами прекрасно понимал, насколько опасно было в его дни высказывать такие мысли. Он знал, что эта смелость может стоить ему жизни. Но, как он сам говорит, смерть все равно уже стоит у его изголовья и потому он не боится ножа палача. Поэт считал, что жизнь его уже прожита, миссия выполнена, он был готов расстаться с жизнью и потому открыто высказывал свои сокровеннейшие мысли, подобно тому правдивому старцу, которого он нам показал еще в первой своей поэме.
КОНЧИНА. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как мы уже упоминали, обычно принято считать, что Низами скончался в 1202/1203 годах. Но, как было сказано, эта дата плохо вяжется с теми данными, которые можно извлечь из его последней поэмы. Впрочем, эта дата отнюдь не единственная в восточных источниках. Рядом с нею мы находим еще и такие даты: 1180/1181, 1190/1191, 1190/1200, 1202/1203, 1209/1210. Как можно полагаться на такие источники, видно уже хотя бы из того, что две первые даты самым вопиющим образом противоречат собственным указаниям Низами.
Посмотрим теперь, откуда взялась дата 1203. В последней части «Искендер-намэ» вслед за главами, посвященными смерти семи мудрецов, мы находим совершенно неожиданно такую главу:
Пропел свои песни, простился с людьми
И начал готовиться в путь Низами.
Немного годов быстротечных минуло
Со дня, как судьба его свиток свернула,
Певцу шестьдесят лишь и три было года,
Когда он забил в барабаны похода[99]].
О мудрых мужах вам рассказывал он,
Уснули они - и объял его сон.
О зорком вожатом, о трудном пути
Беседу с друзьями он начал вести,
Потом улыбнулся и молвил в смущенья:
«Обещано мне всемогущим прощенье!
Не плачьте о жребии славном моем:
Вам - скорби чертоги, мне - радости дом»[100]].
Сказал - и унесся в страну сновиденья
Так быстро, как будто и не было бденья[101]].
Если признать датой рождения Низами 1141 год, что вытекает из его собственных слов, и прибавить к этой дате шестьдесят три лунных года, то мы и получим 1203 год.
Но чьи это стихи? Нужно заметить, что они имеются во всех известных рукописях, в том числе и наиболее древних - XIII века. Затем можно еще указать, что стихи эти стоят на высоком поэтическом уровне и стилистически совершенно не отличаются от основной части «Книги счастья». Можно ли думать, что сам поэт говорит здесь о своей смерти? Мысль как будто нелепая, но все же и не невозможная. Не надо забывать, что, создавая последнюю поэму, он тяжело болел и чувствовал приближение смерти. Можно было бы вполне допустить мысль, что в- момент написания этих строк он уже был вполне уверен в наступлении конца, и потому ввел эти строки как окончательный расчет с жизнью.
Но, с другой стороны, многое в этом отрывке как будто препятствует такому пониманию. Заключительные строки содержат как бы описание последних минут поэта; более того, приводятся даже сказанные им с улыбкой последние слова. Было бы крайне трудно допустить, что Низами уже вперед намечает те последние слова, которые скажет при смерти, правда, слова, не носящие какого-либо характерно индивидуального отпечатка. Можно было бы высказать довольно смелое предположение: не является ли автором этих строк сын Низами, Мухаммед, самый близкий к нему человек, знавший весь ход его жизни и к тому же еще, как указывает сам отец, обладавший и значительным поэтическим талантом? Решить этот вопрос на основании имеющихся у нас материалов пока невозможно. С уверенностью можно сказать только одно - что эти строки, безусловно, написаны уже в XIII веке и не могут быть позднейшим добавлением. Установить полную дату его смерти на основании только этой одной приписки едва ли возможно, и приходится думать, что "она падает приблизительно на годы после 1211 года.
* * *
Проследив весь жизненный путь поэта, мы смогли убедиться, что в сущности о его жизни мы знаем очень мало. Произведения Низами открывают перед нами его внутренний рост, показывают круг его мыслей, но о деталях личной жизни говорят весьма мало. Вероятно, эта жизнь не была богата внешними событиями. Мы видели, что хотя Низами и посвящал свои поэмы и лирику коронованным особам, но придворным поэтом его все же назвать никак нельзя. При дворе Низами появился всего лишь один раз, и то по специальному приказу. Здесь, можно, и лежит причина того, что его гениальные творения оплачивались очень плохо. Получение ценных даров очень часто зависело не от таланта и знаний поэта, а от его умения понравиться, втереться в доверие, во-время сказать удачную шутку, в случае необходимости стать не столько поэтом, сколько шутом. На это Низами не шел и при своих взглядах итти и не мог. Но понятно, что пригревшаяся возле правителя клика прихлебателей стремилась не давать ходу присылавшимся стихам. В отсутствие автора было легко осыпать "его произведения насмешками, уличать его в плагиате и клеветать на него. Отсюда и жалобы Низами на завистников, недоброжелателей, его заявление о том, что успех достается только бесталанным подлецам, а истинный талант всегда остается в тени. Низами хотел бороться только при помощи своего гениального слова, но в то суровое время такое благородство не могло привести к цели. Потому-то он оказался обойденным в смысле мирских благ. История оказалась справедливой. От всех придворных поэтов Ильдигизидов и Ширваншахов сохранились лишь небольшие фрагменты; даже имена многих соперников Низами нам неизвестны. Творения же Низами дошли до нас хоть и сильно пострадавшими от неграмотных переписчиков, но зато почти целиком.
