В конце концов некоторые из его подчиненных подверглись ответственности, а великий князь продолжал управлять древней столицей, население которой наделило его кличкой "князя Ходынского", в память события, приведшего благодаря его небрежности к катастрофе.
Этот печальный инцидент, которым сопровождалась коронация императора, рассматривался общественным мнением как дурное предзнаменование для царствования и для собственной участи императора.
Несколькими днями позже произошел другой инцидент, который остался почти не замеченным, но произвел большое впечатление на императора.
Я сам присутствовал при этом инциденте. Как камергер императорского двора я был назначен вместе с другими шестью камергерами поддерживать императорскую мантию, которую император надевал во время ритуала вручения ему скипетра и державы перед возложением на голову императорской короны. В самый торжественный момент церемонии, когда император подходил к алтарю, чтобы совершить обряд помазания, бриллиантовая цепь, поддерживающая орден Андрея Первозванного, оторвалась от мантии и упала к его ногам. Один из камергеров, поддерживающих мантию, поднял её и передал министру двора, графу Воронцову, который положил её в карман.
Все это произошло так быстро, что не было замечено никем, кроме тех, кто находился близко к императору. Как я уже говорил, я был в их числе и в настоящий момент являюсь единственным очевидцем этого инцидента, оставшимся в живых. После церемонии всем, кто видел это, было приказано не говорить об инциденте, и до сих пор он не был никому известен.
Если я остановился на описании этого инцидента, который может показаться незначительным, то только потому, что знаю, какое глубокое впечатление было произведено им на Николая II и насколько он увеличил его врожденную склонность к фатализму.
Первые годы царствования Николая II были относительно спокойными, и в течение этого периода мировоззрение Николая II постепенно принимало те формы, которые проявились в последующую эпоху начала революционного движения 1905 года и русско-японской войны.
Это мировоззрение складывалось под влиянием ряда неблагоприятных условий. Слабость характера императора, развитие которой раньше подавлялось непреклонной волей Александра III, и настойчивые усилия советников прежнего царствования склонить Николая II к поддержанию традиции отца, и неразумное поведение таких министров, как Сипягин и Плеве, и авантюры Безобразова определяли события этого периода царствования Николая II. Наконец, склонность к мистике и вера в чудесное были столь сильны, что позволяли влиять на императора таким проходимцам, какими были медиум Филипп и мужик Распутин.
Если к государственным людям типа Победоносцева можно ещё относиться с некоторым уважением, поскольку они обладали несомненными дарованиями в практической деятельности, то что можно сказать о министрах, единственной целью которых было снискать себе расположение государя посредством восхваления его реакционного настроения? К министрам этой категории относится Сипягин, министр внутренних дел, который получил этот пост благодаря семейной близости его к одному из виднейших представителей реакционной партии – графу Шереметеву.
Это был министр, которым владела мысль о введении при русском дворе традиций царствования Алексея Михайловича, второго царя из рода Романовых, отца Петра Великого. Этому уважению памяти царя Алексея, которое питал Николай, следует приписать то, что он дал своему наследнику имя, бывшее не в моде у русских государей со времени трагической смерти сына Петра Великого, несчастного царевича Алексея, который сопротивлялся прогрессивным реформам своего отца и был принесен им в жертву во имя интересов государства.
Это стремление воскресить времена Алексея Михайловича принимало иногда картинные формы, как то было, например, в одну из зим, когда в придворных кругах и в высшем обществе только и думали об устройстве маскарадных балов в залах Зимнего дворца, отличавшихся полуазиатской роскошью, которая характеризовала двор времен царя Алексея Михайловича.
Я был в это время за границей и знаю о происходившем только со слов присутствовавших, которые давали о нём восторженные отзывы.
Императорская чета, одетая в костюмы, выгодно оттенявшие моложавую внешность императора Николая и величественную красоту императрицы Александры, представляла царя Алексея и царицу Наталью. Великие князья и великие княгини, так же как и члены высшего петербургского общества, соперничали друг перед другом количеством дорогих мехов и драгоценных камней.
Эти балы, которые не только были чудесным зрелищем, но являлись как бы символом политического направления императора и его советников, закончили первую половину царствования Николая II, чтобы уступить своё место другим, более тяжёлым и тревожным настроениям, отметившим вторую половину его царствования.
Сипягин в это время имел в своей официальной резиденции в Петербурге комнату, отделанную в стиле апартаментов царей в древних кремлёвских дворцах, и принимал там императора Николая, сохраняя все детали этикета, принятого при московском дворе в XVII веке. При этих посещениях император играл роль Алексея Михайловича, а Сипягин – боярина Морозова, всесильного министра царя.
В то время как император и его странный министр внутренних дел забавлялись этими невинными маскарадами, настоящая роль Морозова выполнялась Победоносцевым.
Влияние этой зловещей фигуры сказывалось во всех сферах государственной жизни, и его деятельность все более и более вызывала негодование среди просвещенных слоёв русского общества и создавала оппозиционные или даже революционные настроения в стране.
Метод, которым пользовался Сипягин, заключался в том, чтобы систематически льстить молодому государю, восхищаясь его административными талантами.
В этом отношении никто не мог превзойти графа Муравьева, министра иностранных дел в период 1897 – 1900 годов, льстивость которого поддаётся сравнению только с его поразительным невежеством в государственных делах. Его предшественник, князь Лобанов, был настоящим государственным деятелем, но очень короткое время, так как вскоре умер. Этот выдающийся дипломат и историк взял на себя труд сообщать Николаю II исторические знания и дипломатическое искусство во время своих устных докладов императору. Он чувствовал к нему почти отеческую привязанность. Император, привыкший к совершенно другому обращению со стороны других министров, принимал, но с некоторой досадой, эти уроки от сотрудника своего деда. Эти уроки безвременно закончились, когда граф Муравьев, преемник князя Лобанова, не теряя времени, начал практиковать совершенно другой метод. Он заявлял всем, кто хотел его слушать, что он является только исполнителем воли своего государя и что император, глубокое искусство которого в дипломатических делах он превозносил при каждом удобном случае, совершенно самостоятельно решает все мельчайшие детали международной политики.
