Последние надежды отчаявшиеся мегаряне возлагали на Спарту. Если уж она не придет на помощь, им ничего не останется, как выйти из Пелопоннесского союза и покориться афинянам.
Наконец-то спартанцы встревожились. Их послы, прибывшие в Афины, уговаривали Перикла отменить псефисму. Он терпеливо объяснял, что не может нарушить закон, запрещающий уничтожать плиту, на которой вырезано постановление народа. Тогда один из лакедемонян предложил:
— А ты не уничтожай ее — только поверни другой стороной. Ведь нет же закона, запрещающего делать это!
Перикл не уступал. Но он не возражал против того, чтобы уладить спор о «священной земле», и предложил демосу отправить в Мегары и Спарту глашатая для переговоров.
Афинянин Антемокрит не смог выполнить своей миссии — при таинственных обстоятельствах он погиб. И в 432 году экклесия принимает вторую «мегарскую псефисму». Отныне на веки веков Мегары объявляются врагами Афин. Какие-либо переговоры с ними исключаются, и каждый мегарянин, оказавшийся на территории Аттики, подлежит смертной казни.
И вот Перикл, как олимпиец, молнии
И громы мечет, потрясая Грецию,
Его законы, словно песня пьяная:
На рынке, в поле, на земле и на море
Мегарцам находиться воспрещается.
Так пишет Аристофан в «Ахарнянах», взваливая всю ответственность за начавшуюся войну на Перикла. Со злорадной усмешкой передает он нелепую сплетню о том, почему вождь демоса так разгневался на Мегары:
Но вот в Мегарах, после игр и выпивки,
Симефу-девку молодежь похитила.
Тогда мегарцы, горем распаленные,
Похитили двух девок у Аспасии.
И тут война всегреческая вспыхнула —
Три потаскушки были ей причиною.
По странной иронии судьбы анекдотический случай, о котором поведал популярный комедиограф, приобрел значение реального исторического факта. И мегаряне вскоре доказывали свою правоту и непричастность к войне ссылками именно на эти стихи. А еще позднее, полтысячелетие спустя, Плутарх приведет злополучные строки из «Ахарнян» и осторожно выскажет предположение, что у Перикла «была какая-то затаенная личная ненависть к мегарянам».
Так или иначе, клубок противоречий оказался запутанным настолько, что стало абсолютно очевидно: распутать его можно, только применив силу.
Столкновение Керкиры с Коринфом, осада Потидеи, «мегарские псефисмы» — этих трех очагов конфликта было достаточно, чтобы разгорелся пожар общеэллинской войны. Виновником ее пелопоннесцы, естественно, считали Перикла: по их мнению, он один определял политику целого государства и только от него зависела судьба мирных переговоров. Афинское же Народное собрание, как нередко бывало, приписывало заслуги перед отечеством себе, а неудачи — отдельным гражданам. Вдоволь наслушавшись воинственных речей, оно с самоуверенной легкостью голосовало за те решения, которые неминуемо вели к роковому столкновению. А уже через несколько лет, когда тяготы войны дали о себе знать, афиняне, позабыв о собственных призывах, начали искать виновного. Никого, кроме Перикла, они найти не смогли. Тогда-то и родилась мысль, будто все дело в несговорчивости «первого стратега», отказавшегося уладить спор с Мегарами.
«Нелегко узнать, как началась война. Но отказ отменить постановление все приписывают Периклу. Только одни объясняют его упорство благородной гордостью, пониманием положения вещей и самыми лучшими намерениями: он считал, говорят они, что спартанцы хотели испытать уступчивость афинян, выставляя такое требование, и что согласиться с ними означало бы для афинян признать свою слабость. Другие видят в его высокомерном отношении к спартанцам лишь упрямство и соперничество с целью Показать свою силу».
Таково мнение Плутарха. Аристофан в комедии «Мир», поставленной в 421 году, выражается гораздо категоричней:
…Боялся он невзгоды для себя.
Ваших прихотей страшился, ваши зубы злые знал.
Чтобы самому не плакать, в город он метнул пожар,
Бросил маленькую искру — о мегарянах закон.
И раздул войну такую, что у эллинов из глаз
Полились от дыма слезы. Плакал здесь народ и там…
И конца не стало ссоре.
«Мегарские псефисмы» позволили спартанцам выступить в роли защитников справедливости. Наконец-то им представилась возможность доказать всем эллинам, что именно они отстаивают их свободу! В 432 году в Спарту съезжаются делегаты из разных концов Пелопоннеса. Все они жалуются на притеснения со стороны афинян. Одни смиренно просят о помощи, другие гневно укоряют спартанцев за их нерасторопность.
Последними берут слово коринфяне.
— Вы рассудительны, но плохо знаете, что происходит в остальном мире. Мы уже не раз говорили вам, что терпим обиду от афинян, а вы не придавали этому значения. Сейчас же вы собрали здесь союзников, когда беда уже стряслась. Поэтому мы обвиняем афинян за их наглость и вас за ваше равнодушие.
Вы уже сами видите, что афиняне одних поработили, против других строят козни и давно готовятся к войне. Нам известно, как они шаг за шагом теснят остальных эллинов. Пока они не очень смелы, полагая, будто их действия незаметны. Но когда поймут, что вы на все смотрите сквозь пальцы, они начнут действовать решительно. Из всех эллинов вы одни, лакедемоняне, сохраняете спокойствие, обороняясь от противника не оружием, а подготовкой к действию, вы одни подавляете вражескую силу не тогда, когда она зародилась, а когда возросла вдвое.
Вы, очевидно, не понимаете, что такое афиняне и насколько они отличаются от вас. Афиняне любят всякие новшества, быстры в своих замыслах и их выполнении — вы же, наоборот, стараетесь сохранить существующее, не признаете ничего нового.
Афиняне отваживаются делать то, что даже превышает их силы, они способны безрассудно рисковать, и надежда не покидает их в самые критические моменты. Вы же делаете гораздо меньше того, на что способны, и не доверяете самым надежным расчетам.
Афиняне решительны — вы медлительны. Они ходят в чужие земли — вы приросли к своему месту. Они удаляются от родины, надеясь что-то приобрести, — вы же не покидаете пределов своей страны, боясь что-то потерять. Если планы афинян осуществляются, достигнутое кажется им незначительным по сравнению с тем, что предстоит в будущем. Так непрестанно трудятся они среди опасностей и лишений, а праздность считают бедствием. Прав был бы тот, кто вкратце охарактеризовал афинян так: они рождены, чтобы не давать покоя ни себе, ни другим.
Вот какое государство противостоит вам, лакедемоняне, а вы все медлите. Разве не ясно, что ваши действия и ваши порядки устарели? В политике, как и в искусстве, успех приносят новые средства. Пока государство находится в покое, наилучшие установления те, которые неизменны. Но когда нужно действовать, требуются усовершенствования. Вот почему вам нельзя больше медлить.
