В ночь на Рождество Даша подновила лампаду, зажгла самые красивые свечи
Пенсию дали сразу после нового года, четвертого числа. За все три месяца! Вот радость-то была. Даша и забыла, что зима и лед, а льда она боится очень и очень. Коляску ей никто бы не спустил с их третьего этажа, а вот — если самочувствие получше — на улицу с палочкой выйти можно и медленно-медленно погулять. Но чудеса продолжались. Даша спустилась на улицу… и дошла до кафе возле метро, где решила чаю выпить. Обычное кафе, с красивыми светильниками. Подошла Даша к стойке, посмотрела меню, поискала, что там постное. Салат из кальмаров! Вот удача. Взяла салат, пирожки и чай. Все вкусное, хотя пирожки холодные. Сидела за маленьким круглым столиком, как будто всего для одной кофейной чашки сделанным, ела салат из кальмаров, пила чай и смотрела, как ложится на асфальт новогодний снег. Звезды, звезды. А мама наверно возле главной звезды теперь — Вифлеемской. Сколько ждать осталось? Дней пять; после Рождества вернется.
В ночь на Рождество Даша подновила лампаду, зажгла самые красивые свечи. Свечи она любила и даже собирала. Белые, серебристые с голубым, а есть алые с золотом, и с запахом яблока, и с запахом клубники. Посидела, выпила горячий чай с лимоном, яблоком и корицей, всплакнула, что одиноко, и заснула. В семь утра звонок — отец Михаил; спрашивает, готовилась ли причаститься. Готовилась. В девять батюшка уже у Даши, порадовались празднику, помолились. Отец Михаил Дашу причастил. И все равно грустно.
Татьяна с Женькой, пока отец Михаил у Даши, все мимо двери ходили, хотели заглянуть. Громко так ходили, топали. Едва отец Михаил — из двери, Женя — к нему:
— Святой отец!
А батюшка в ответ:
— Бог благословит!
Благословил и по голове легонько постучал. Вот чудо-то!
Весь день Даша чувствовала себя огромной белой зимней птицей. Поднимет-поднимет крылья, а они опять опускаются. И как будто тают, крылья-то. Как из снега сделанные. Но радостно, до слез.
Анна Сергеевна приехала девятого. Тихая, светится.
— Ничего, говорит, не привезла. Все дорого, да и денег нет. Хотя если бы побольше было — там так хорошо. И платья красивые, тебе, и сумки. А я вот это только…
Покопалась в саквояже, распрямилась. А в руках… Два пестреньких платка, один цветной, один черно-белый. Как вышитые по белому, да так хитро.
— Арафатки, — говорит, — я их ко Гробу Господню приложила, так все там делают. Арабские платки несут ко Гробу Господню, чтобы святыня была и память.
Сама сесть боится, держит в руках эти платки. Ну невесть какая святыня этот кусок ткани. А поди ж ты. И голосом улыбается. Давно Даша не слышала — чтобы мама так хорошо голосом улыбалась.
— Вот эта, черная с белым, сказали — мужская. А цветная — женская.
И смотрит, в глазах сладкие слезы, так, как будто она и сейчас возле Гроба Господня. Чудо!
Ближе к лету дали Женьке квартиру в Подмосковье. Он там ремонт небольшой сделал, на халяву, конечно, сам — прораб. И вот решили они с Татьяной предложить это жилье в обмен на комнату. Повезли Дашу и Анну Сергеевну смотреть. Дорога долгая, минут сорок с Ленинградского вокзала.
А квартира вполне оказалась приличная. Комнатки, правда, небольшие, тесные. Телефона нет, но можно поставить. Балкон, а под балконом липы. Электрички где-то вдали грохочут.
— Ну что мне от хорошего лучшего искать, — вздохнула Анна Сергеевна, — Дашутка, видно не судил Бог нам в Москве.
— Да что вы, Ан Сергевна, — взъярилась Татьяна, — Это ж совсем скоро Москва будет, а сейчас номер вам дадут московский… Сорок минут — и в центре. И плата коммунальная тут невысокая. И никто не прописан.
— Тут ведь какая разводка, настоящая. И кабель медный, — подхватил Женька, — С электрикой у вас тут никогда проблем не будет.
Генрих Гоффман. Рождество Христово
Анна Сергеевна — к Даше:
— Нравится тебе тут, Дашутка?
А что — нравится или не нравится. Крыша над головой. Потому и арафатки. Очень Даше эти платки понравились. Так бы в них и спала.
— Да, мама. Пенсия тут поменьше будет. Может, какую работу найду.
— Зато отдельная, — уговаривала Татьяна.
Это точно. Только этаж восьмой. Ну да ладно.
Женька с Татьяной все документы сами оформили и за все сами заплатили. Потом Женька машину подогнал, перевезли вещи. Вещей-то немного, Анна Сергеевна больше половины вынесла на помойку, зачем копить, а вот пианино — груз достойный. Потом Анна Сергеевна настройщика вызывала, и полмесяца пришлось не то чтобы голодать, а сдерживаться, на кашах. Дорогая настройка. Но дорога до храма, где Анна Сергеевна поет, оказалась удобной. Дольше, но все равно удобно. Даше старый компьютер подарили, и стала она набирать тексты для приходского листка.
Убираться в новом жилье оказалось проще, чем в старом доме. Но тот дом Даша все равно вспоминает, и он ей снится. Будто лучик тех старых-старых тополей сюда дотянулся. И до Белорусской даже она пешком дойти может.
Накануне нового, 1990, года в центре Москвы — нечаянная встреча. Белокурый человек, как будто сделанный из серебра. Мне было грустно, Новый год решила встречать одна. Пригласил в гости — так просто, потому что новый год. Дома — жена, моя тезка, Наталья. Чай, десерт из риса с киселем. Очень вкусно.
…Новогодняя ночь прошла как в волшебной сказке. Ни грусти, ни сожалений. Рисовали, рассказывали истории, зажигали немудрящие свечи. Жена недавно приняла Святое Крещение. К этому всегда открытому дому я очень привязалась. Хрущевка, пятиэтажка. Кажется, что вовсе без дверей. При желании можно влезть в окно, в любую погоду. Брать, конечно, было нечего.
Странная это была пара, но именно пара. Хотя — почему была? Кареглазая блондинка-дочка Аня выросла необыкновенно быстро — самостоятельная, энергичная. Заканчивает гуманитарный институт. Кажется, и не они — ее родители.
Новогодняя ночь прошла как в волшебной сказке. Ни грусти, ни сожалений. Рисовали, рассказывали истории, зажигали немудрящие свечи…
Наталью я знала с конца 80-х. Встречала в известном кафе, и всегда наблюдала за ней. Наталья обращала на себя внимание. Ей неведома была усталость. Слушать всю ночь музыку Шнитке, рукодельничать, принимать гостей, поехать в Загорск в шесть утра — легко. Невысокая, но очень элегантная. Муж тоже гостей любит, вообще дом очень гостеприимный. Муж — умница, компьютер может разобрать и собрать с закрытыми глазами. Словом, они настолько хорошо друг друга дополняли, что казались созданными друг для друга. И какая же это была радость, когда родилась Аня! Дом светился. Даже если мне и казалось, что есть нечто нездоровое в том, как он устроен, ощущению счастья это не мешало. И я думала — а как Христос? Ему наверно приятно видеть, как они счастливы. Жена приняла Святое Крещение в 18 лет, но в церковь ходила редко. По-туристически, как мне тогда казалось. Мне не верилось, что для нее Христос — что-то важное. Что это Крещение — больше чем дань оригинальности, больше чем причуды развитой творческой натуры. Больше, чем противостояние окружающему гибельному порядку. Но в конце 80-х можно было все, так что это противостояние ничем не грозило. Игра со Христом? Или же — Христа с нею?
