Разрыв на переговорах при нынешнем состоянии русского фронта вызовет быстрое продвижение противника, захват новых земель, огромных трофеев, падение Советов.
Что ж останется, если не мир, мир ненадежный, в тени которого воспрянут силы германофильского и антидемократического царизма?
Тем не менее Ленин считает, что эта передышка позволит правительству Советов укрепиться внутри страны, подготовить экономическую и военную реорганизацию, для которой нужно время, много времени.
Россия не погибнет. Понесенное ею чудовищное унижение еще больше всколыхнет народ. Если международная революция вскоре не исправит допущенную против России несправедливость, она, придет время, поднимется одна. Сейчас для большевизма главное — спасти революцию, удержать власть народа до того дня, когда европейские пролетарии решатся последовать ее примеру. Для этого нужно жить. А чтобы жить, нужно заключить мир, поскольку союзники не дают России средств продолжать войну.
Петроград. 23 янв. (5 февр.)Дорогой друг,
Крыленко подготовил длинный, резкий, напыщенный манифест, чтобы призвать русский пролетариат в массовом порядке записываться в Красную Армию. Я упорно не верю в результаты этого предприятия. Большевики наберут людей, без сомнения. Они не сделают солдат. Они не создадут командиров.
Ничего серьезного не может быть сделано без нашей помощи и вне нашей помощи. Ничего серьезного, кроме мира, который сейчас утверждает себя с абсолютно стоическим равнодушием. Я уже начинаю верить, что союзнические правительства и в самом деле осознают опасность, соизмерили ее и теперь уверены, что, несмотря на русский мир, они победят Германию так же верно и так же быстро, как и с помощью Восточного фронта, который они не хотят организовывать.
Петроград. 24 янв. (6 февр.)
Дорогой друг,
Газеты публикуют декрет, аннулирующий государственные и, в частности, все заграничные займы.
Этот неловкий жест большевиков должен весьма законно усугубить по отношению к ним враждебность общественного мнения стран, в которых, как во Франции, много мелких держателей русских ценных бумаг. Пока эта мера подготавливалась, я постоянно доказывал большевикам опасность такого решения и его катастрофических последствий, которые оно рискует повлечь для них. Мне удалось, по крайней мере, добиться дополнительного заявления, гарантирующего мелким держателям бумаг, иностранным и русским, компенсацию в той или иной форме.
Большевики не пожелали ничего понять. Они, кстати, утверждают, что эта аннуляция имеет чисто символическое значение, что на самом же деле за время войны различные правительства, чтобы погасить недовольство, от которого они могли бы пострадать сами, обеспечат выплату по купонам своим гражданам, что после войны финансовое положение воюющих сторон будет столь плачевным, что они все придут к более или менее замаскированному банкротству и что общий пересмотр заключенных международных обязательств станет необходим всем. Наконец, большевики надеются, что революция охватит всю Европу после, если еще не до заключения общего мира, что везде возникнут демократические правительства и что с ними правительство Советов, если оно будет существовать, очень легко договорится по всем спорным вопросам.
Эта аннуляция займов между тем логическое следствие угрозы, когда-то брошенной, в частности, Франции русскими революционерами, заявившими, что, придя к власти, они не станут учитывать обязательства, подписанные царем, и что они откажутся выплачивать проценты с капиталов, преступно одолженных царской бюрократии и использованных ею для собственного обогащения и для жестокого подавления попыток либералов завоевать свободу.
В сущности, эта мера могла быть отсрочена. И была бы отсрочена, если бы союзники сделали хотя бы один шаг в сторону Советов. Она представляет собой, на мой взгляд, главным образом новое проявление плохого настроения, поддерживаемого у большевиков нашим систематически враждебным и презрительным поведением. Большевики пошли на нее не без надежды на то, что державы Антанты, чтобы смягчить последствия этой аннуляции и отменить ее, решатся, наконец, на сближение. У меня есть сильные опасения, что они замечтались. Антанта с таким безразличием наблюдает за тем, как Россия сползает к миру, с таким спокойствием следит за брестскими переговорами, окончание которых высвободит множество немецких дивизий, находящихся на Восточном фронте, что мне трудно поверить, что она откажется от своего высокомерия, когда речь идет всего о нескольких миллиардах.
Если она считает, что не может или не должна ничего сделать для того, чтобы помешать отправке на наш фронт новых сил противника, — что равносильно ничего не делать для того, чтобы предотвратить гибель сотен тысяч французских и английских солдат, как же она соизволит заинтересоваться вопросом о значительных затратах? Величие Антанты не позволяет ей, похоже, идти на какой-либо компромисс с большевиками. Она предпочитает жертвовать своими миллиардами и своими солдатами, чтобы только не разговаривать с «этими людьми». Так что я, по-видимому, имею основание опасаться, что нынешняя позиция Антанты не изменится.
Петроград. 25 янв. (7 февр.)Дорогой друг,
Разговоры о сепаратном мире ходят уже несколько дней даже в официальных кругах. Действительно, нужно ожидать эту катастрофу, последствия которой недостаточно представляют в лагере союзников. Большевики сделали все для того, чтобы мы присоединились к Брестским переговорам, включая несколько неловких и грубых жестов, которые этой цели мешали. Именно для того, чтобы заставить нас последовать их примеру, и вместе с тем, чтобы вызвать в Германии революционные события, они затягивали эти переговоры. Может быть, потому, что и немцы разделяли их надежды, они терпели эти проволочки. Сегодня, похоже, затягивание переговоров, не принесшее ни одного из тех двух результатов, на которые надеялись, оборачивается для русских больше неудобствами, чем выгодами, поскольку оно позволило немцам с большим основанием убедиться в военной слабости России и дало им возможность стать более требовательными. Противник готов воспользоваться своим преимуществом, понимая прекрасно, что союзники, после того как их оставила Россия, решили теперь сами оставить ее на произвол судьбы. Они и пальцем не пошевелят, чтобы ее спасти. Мы оказываем врагам огромную услугу. Не надо ждать от них благодарности. Я не должен развивать здесь собственное мнение об участии союзников в Брестской конференции. Лично я всегда думал, что они напрасно не совершили это неприятное путешествие. Обсуждать мир — не значит подписать его. Пленарные заседания, собравшие все воюющие стороны, вполне могли бы заставить Центральные империи либо пойти на достаточные и приемлемые уступки, либо побудить их к изложению генерального плана войны и мира. Раскрытие по понятным причинам скрываемых целей — наше отсутствие позволяет противнику их скрывать — решительно бы усилило боевой дух народов Антанты. С другой стороны, наше присутствие рядом с Россией в Бресте, положив начало более полному сотрудничеству, может быть, привело к разрыву переговоров. К несчастью, мы не ограничились тем, что не поехали в Брест. Мы не пожелали быть неофициальными, за кулисами, советниками русских и поддержкой для них в этом трудном испытании. Сегодня вновь мы отказываем большевикам, у которых приставлен нож к горлу, в военной помощи, о которой они просят и которая только и может их спасти от смерти или мира.
