Но мощи военно-морского и военно-воздушного флота Япония в тот период была сильнейшей державой на Дальнем Востоке. Эти силы в значительной степени еще не были пущены в ход и ожидали своего часа.
В то же время представлялось очевидным, что если между Гитлером и Муссолини к 1940 г. существовало тесное военное взаимодействие, то Япония, несмотря на тройственный союз и «антикоминтерновский пакт» между державами «оси», все же проводила свою захватническую политику самостоятельно. Какого-либо координирующего центра между Японией и ее союзниками по «оси» не было.
Япония выжидала удобного случая и подыскивала очередную жертву, наиболее слабую, чтобы совершить новый молниеносный агрессивный бросок, но без особого риска еще больше увязнуть в длительной войне, как это случилось в Китае. Даже на китайском фронте Япония тогда действовала осторожно, берегла силы, нанося удары на наиболее уязвимых и слабо обороняемых направлениях.
Используя разгром Франции в 1940 г. и ослабление позиций французского империализма в Юго-Восточной Азии, японцы без особого сопротивления захватили северную часть Индокитая. База для развертывания морских и авиационных сил Японии на юге постепенно расширялась за счет ослабления обороны этих районов. Из данных разведки, которыми я располагал, было ясно, что захваченные еще в 1938 г. Гуаньчжоу, о-в Хайнань, порт Хайфон постепенно превращались в исходный плацдарм для дальнейшего продвижения японцев на юг. Быстрыми темпами там велась необходимая для этого подготовка.
Это подтвердил и один случайный источник. В марте 1941 г. самолет, на котором один из японских адмиралов направлялся в Хайфон, пролетая над провинцией Гуандун, потерпел аварию и сел в горах. Адмирал со всем своим багажом и документами попал в руки китайских партизан. Об этом я вскоре узнал от китайцев, работавших в генеральном штабе. Судя по всему, документы, которые вез японец, имели большую ценность.
Я решил обратиться за этими документами прямо к Чан Кайши, зная, что, если я адресуюсь в его штаб, все равно не получу нужного ответа без его разрешения. Я сказал Чан Кайши, что мне как советнику желательно ознакомиться с этими документами, чтобы разработать соответствующие планы по борьбе с японцами на юге в связи с возможной агрессией. Чан Кайши мне ответил, что эти документы к нему еще не прибыли, они еще в пути, а когда прибудут — не знает. Это была правда.
Меня заставляло торопиться важное обстоятельство. В то время через Маньчжурию в Германию ехал министр иностранных дел Японии Мацуока, и по газетным сообщениям было известно, что он остановится в Москве для важных переговоров с руководителями Советского Союза по вопросам взаимоотношений между двумя странами. Я сообщил в Москву о захвате японских документов китайскими партизанами в горах Гуандуна. Вскоре пришел ответ: постараться как можно скорее получить эти документы и срочно доставить их в Москву. Для этого из Москвы в Ланьчжоу высылался специальный самолет. Такая срочная просьба Москвы была вызвана тем, что Мацуока находился уже в пути.
В конце концов документы прибыли и поступили ко мне. Фотокопии я срочно направил в Ланьчжоу, откуда их на самолете доставили в Москву за несколько суток до приезда туда Мацуока. Я и мои помощники С. П. Андреев и Н. В. Рощин, бегло просмотрев кадры второй копии, поняли, что документы представляли собой большую ценность: адмирал, потерпевший аварию, вез весьма ответственный план подготовки военного плацдарма на юге, в районе Хайфона и острова Хайнань, как базы для дальнейшего наступления на юг. К документам прилагались схемы по организации аэродромов, морских баз и пунктов высадки сухопутных войск. По нашей оценке, эти документы соответствовали действительности, что подтвердилось дальнейшими событиями. Сопоставляя данные, полученные от французского военного атташе Ивона, а также по другим каналам, я лично не сомневался, что японцы готовятся к нападению на юго-востоке Азии.
В своих выводах я основывался на ленинском предвидении о назревании тихоокеанской проблемы и войны между США и Японией.
В. И. Ленин еще в 20-х годах писал:
«…перед нами растущий конфликт, растущее столкновение Америки и Японии, — ибо из-за Тихого океана и обладания его побережьями уже многие десятилетия идет упорнейшая борьба между Японией и Америкой, и вся дипломатическая, экономическая, торговая история, касающаяся Тихого океана и его побережий, вся она полна совершенно определенных указаний на то, как это столкновение растет и делает войну между Японией и Америкой неизбежной…»[52]
Данные, которые я получал в тот момент из многих источников, подтверждали ленинский прогноз. Я склонен был считать, что на том этапе японцы пойдут не против Советского Союза, а на юг с целью захвата англо-американских владений в Юго-Восточной Азии и бассейне Тихого океана. Не скрою, я очень волновался в тот момент, много думал: что, если я ошибаюсь? Но согласиться с теми, кто утверждал иное, не мог. Как и многие я понимал, что мы не могли ослабить на какую-то долю наши западные границы, и считал, что если мои выводы окажутся правильными, то в случае нападения гитлеровской Германии на нашу Родину часть наших войск с Дальнего Востока можно было бы передислоцировать на запад для отражения фашистской агрессии.
Милитаристская Япония не напала в 1941 г. на Советский Союз. Тому были многие объективные причины, о которых уже сказала свое веское слою история. Прежде всего это объяснялось мудрой политикой нашей партии и правительства, которые сумели правильно учесть сложившуюся обстановку на Дальнем Востоке, и в частности то обстоятельство, что Япония, готовясь к нападению на американцев и англичан на юге, была вынуждена пойти на временное соглашение с нами. Наши руководство располагало на этот счет проверенными данными. Заключение договора о нейтралитете с Японией при подготовке Гитлером нападения на Советский Союз было большой победой нашей дипломатии. Ведь в то время японцы знали, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. Это лишний раз подтвердило, что согласованности в военных планах держав «оси» пока не существовало.
…Думаю, Чан Кайши мог предполагать, что в Москве в связи с приездом туда японского министра иностранных дел, возможно, пройдут весьма важные переговоры, которые могут затронуть и его интересы. Возможно, ему было известно, что поездка Мацуока в Берлин была лишь предлогом. Сам Чан Кайши и его хозяева мало чем могли повлиять или расстроить предстоящую дипломатическую акцию. В связи с возможным заключением советско-японского пакта о нейтралитете шансы Чан Кайши на военное столкновение Советского Союза с японцами значительно уменьшались. Ему ничего не оставалось, как показать себя близким другом Советскою Союза. Он и его жена устроили пикник для советских дипломатов, пригласив посла А. С. Панюшкина, весь аппарат военного атташе, наших старших военных советников. Этот пикник разрекламировали в китайской прессе как доказательство тесного союза СССР и Китая. Делалось это для того, чтобы насторожить японцев, убедить их в том, что Советскому Союзу нельзя верить, тем более идти с ним на какие-либо важные соглашения. Но это были напрасные потуги со стороны Чан Кайши и его окружения.
