Неожиданно Дзержинский получил от ЦК партии срочное поручение — руководить специальной комиссией по проверке деятельности Закавказского крайкома РКП (б) и положения в Компартии Грузии. Пока члены комиссии еще не приехали, Феликс Эдмундович продолжал глубоко вникать в дела Закавказских дорог, тут же на месте оперативно решая неотложные вопросы. Особое внимание он уделял состоянию экономики и финансов.
В один из дней к наркому в вагон зашел Ледер, помощник начальника дороги по эксплуатации и коммерческим делам.
Обстоятельно доложив наркому об экономических затруднениях управления дороги, Ледер попросил как-нибудь повлиять на руководителей Азнефти.
— Хозяйственники привыкли, — сказал он, — что транспорт все перевозки осуществлял бесплатно и они до сих пор, несмотря на декрет правительства, считают, что платить железной дороге вовсе не обязательно. Азнефть требует от нас немедленно переводить деньги за топливо, которое нам поставляет. Чуть задержка с нашей стороны, как они прекращают нам отгружать нефть и ставят под угрозу движение поездов. А сами не считают нужным вовремя платить дороге за перевозки нефти. А ведь это наш главный доход.
Нарком тут же написал срочную телеграмму в Баку руководителям Азнефти, в которой категорически предложил немедленно возместить дороге понесенные ею убытки.
— Большое спасибо за помощь, Феликс Эдмундович, — сказал Ледер. — Разрешите идти?
— А куда вы собираетесь идти?
— В управление, конечно.
— Послушайте, товарищ Ледер, — неожиданно резким тоном спросил Дзержинский: — За кого, собственно говоря, вы меня принимаете?
— Не понимаю, товарищ нарком, — растерялся Ледер.
— Вы что, считаете меня бездушным чиновником? На каком основании? Почему вы все эти дни непрерывно сидели на совещаниях, оставив дома жену, которая, как мне сегодня утром сказали, очень опасно больна. Это правда?
— Да, Феликс Эдмундович. Положение крайне тяжелое, почти безнадежное, — поник головой Ледер.
— Почему мне ни слова об этом не сказали? Неужели вы могли подумать, что я не отпущу вас с заседаний? Или просто стеснялись спросить? И то и другое возмутительно! Что врачи говорят?
— Не могут поставить диагноз. Доктор из управления дороги каждый день бывает и только руками разводит. Пригласил я частно практикующего врача. Тот тоже ничего определенного не сказал, прописал какую-то микстуру, а жене с каждым днем все хуже и хуже. Все сочувствуют, но… — голос помощника начальника дороги дрогнул и в его глазах показались слезы.
— Мало сочувствовать! — возбужденным тоном сказал Дзержинский. — Надо быстро действовать, а не беспомощно опускать руки. Пока жив человек, надо бороться за его жизнь до последней минуты, а не ходить по заседаниям и совещаниям. Немедленно идите домой…
Ледер в полном замешательстве ушел. Нарком вызвал секретаря и приказал объехать на машине профессоров Тифлиса, срочно организовать консилиум у постели тяжело больной и сделать все возможное для спасения ее жизни.
В салоне вагона за столом, кроме Дзержинского, сидели члены комиссии Мануильский и Мицкевич-Капсукас.
Вошедший секретарь наркома сообщил, что Беленький по прямому проводу из Москвы запрашивал, когда Феликс Эдмундович вернется. Владимир Ильич очень интересовался точной датой его приезда.
— Что вы ответили Беленькому? — спросил нарком.
— Я ответил, что вы предполагаете выехать из Тифлиса примерно 8 декабря, будете останавливаться в дороге по служебным делам и в Москву приедете приблизительно 13 декабря.
— Владимир Ильич с нетерпением ждет нашего возвращения, — озабоченно обратился Дзержинский к членам комиссии, — надо поторопиться.
Затем повернулся к секретарю:
— Выехать раньше восьмого вряд ли удастся. Зато по делам HKПC нигде не будем останавливаться. Дайте телеграмму Борисову с просьбой принять меры, чтобы наш поезд прибыл в Москву точно 12 декабря, желательно утром. Об этом же сообщите Беленькому.
* * *
Литерный поезд, возвращавшийся в Москву, остановился на станции Минеральные Воды для смены паровоза.
В вагон наркома вошел высокий подтянутый железнодорожник в кожаной куртке и форменной фуражке. Приложив руку к козырьку, представился:
— Инженер для поручений Бункин. По приказанию ЦН[27] прибыл в ваше распоряжение в качестве начальника служебного поезда.
— Знаю, — ответил Дзержинский, — мне Борисов сообщил. К вашему сведению — через 48 часов мне необходимо быть в Москве. Меня ждут по очень срочному делу. Прошу вас принять все меры.
— Будет сделано. Разрешите дать по линии телеграмму, что наш поезд следует с остановками только по техническим надобностям.
— Пожалуйста. Это все, что вы думаете предпринять?
— Нет! Я сам поведу поезд.
— Разве вы машинист?
— Старый механик, — ответил молодой железнодорожник, чуть улыбнувшись голубыми глазами. — Много лет работал сначала помощником машиниста, потом машинистом пассажирских поездов. И даже ревизором службы тяги успел поработать.
— Сколько же вам лет? Садитесь, пожалуйста. Выглядите вы молодо, правда, виски совсем белые.
— Мне 33 года.
— А откуда же седина?
— После крушения поезда…
— С вами, пожалуй, опасно ехать, — пошутил Феликс Эдмундович. Почувствовался толчок — к составу подошел паровоз.
— Не буду вас задерживать, — промолвил нарком и попрощался с Бункиным.
Начальник поезда Бункин внимательно осмотрел паровоз, тщательно проверил тормоза. Он ясно сознавал всю тяжесть ответственности, которая легла на его плечи. Через двое суток нужно быть в Москве, но ведь состояние пути таково, что нельзя развивать большую скорость. Борисов в Москве предупреждал об этом.
Еще задолго до того, как показалась станция Тихорецкая, где обычно производилась смена локомотива, Бункин предупредил машиниста, что пройдет ее с ходу, а паровоз сменит в Ростове — на этом оп рассчитывал сэкономить значительное время.
Вот и Тихорецкая. Когда на мгновение паровоз поравнялся с вокзальной платформой, Бункин увидел группу железнодорожных начальников. Мелькнуло возмущенное лицо одного из них, сердито показавшего ему кулак.
— В чем дело? — озадаченно подумал Бункин, уже выехав на перегон.
Перед станцией Крыловская он увидел закрытый входной семафор. Пришлось остановиться. Но вот он открылся. Поезд медленно вполз на станцию и снова остановился, так как выходной сигнал был закрыт.
Начальник поезда сошел с паровоза и направился к дежурному по станции, стоявшему с развернутым красным флажком.
