— Ну, где ты там, Вэл, не робей.
Я снова разозлился. Да не робею я ни капельки! Я бы мог, не моргнув глазом, пройтись нагишом по Бонд-стрит. Это они упорно стараются придать чему-то естественному, обыкновенному особый смысл, навязывают мне близость, которая мне кажется никчемной.
Мы плавали и дурачились. После алкогольных паров и табачного дыма хорошо было освежиться в море. Я посмотрел на риф — за ним простирался пустынный океан. Несколько неожиданно для себя я почувствовал, что не прочь бы опять один идти на яхте. Там всё так бесхитростно и целомудренно. С каким-то сожалением оглядывался я на минувшие семь недель, забывая про терзающие нервы испытания и вспоминая только красоту океана, бесшумно плывущих рыб, общительных птиц. Даже ночи ничуть не выпадали из романтического ореола, в котором я сейчас видел своё плавание.
Игра стала более интимной. Роджер нырнул и поймал Мэри за ноги. Она, правда, вскрикнула, но совсем не убедительно. Возня помогла им сбросить последние оковы, и они направились к берегу, чтобы там уединиться. Я остался один на один с Джоун.
Мы продолжали плавать.
Я чувствовал себя последним дураком.
Ну, разве она не привлекательна? Даже прекрасна, когда лежит вот так на спине и море осторожно её ласкает. Но я не проявлял ни малейшего интереса. Она подплыла и утопила меня. Придавила грудью, мягким животом и крепкими бёдрами. Когда мы всплыли, звонко поцеловала меня в губы, потом потянула за руку к пляжу. Здесь она с размаху упала на песок и заставила меня лечь рядом. Теперь мой ход. Но я был словно парализован.
— Вэл, какой чудесный вечер, всё было так хорошо.
Она придвинулась ко мне и вздрогнула.
— Обними меня, милый.
Господи, это уж слишком!
— Что с тобой?
Если бы я мог ей сказать! Но для этого надо самому знать, а я просто лежал как блин.
Она было отстранилась от меня, но передумала и снова прибегла к ласкам. Тщётно.
Наконец, потеряв надежду меня расшевелить, она приподнялась на локте и заговорила напрямик:
— Говори, чудовище, в чём дело?
— Боюсь, я тебя разочарую.
На секунду она потеряла дар речи.
— Ты? Разочаруешь?.. Что? Не верю. Брось, не остри.
— Да нет же! Честное слово, я и не думаю острить. И не знаю, как тебе объяснить. Это долгая история.
Мои слова не убедили её, и с минуту она изучала меня взглядом, но факт оставался фактом. Сначала она не хотела верить, потом рассердилась.
— То-то я смотрю, ты какой-то странный.
Она отпрянула и поднялась на колени, положив руки на бёдра. Её грудь часто вздымалась, она выглядела ещё привлекательнее, чем прежде, но сейчас явно был не самый подходящий момент говорить ей об этом.
— Только не говори мне, что ты импотент, всё равно не поверю.
Я тоже в это не верил, но что ей ответить?
— Ехать сюда из Штатов и оказаться на пляже с…
Её голос гневно звенел.
Я пытался составить убедительное объяснение, но голова упорно отказывалась работать.
— Нет, нет… Ты ошибаешься, Джоун. Ничего подобного.
— Ошибаюсь? — Она встала на ноги. — Это в чём же я ошибаюсь? Ну-ка растолкуй.
Час от часу не легче. И неизвестно, что делать. Она била ногой песок, всё больше сердясь. Мы смотрели друг на друга, нагие, защищённые только моим торможением, которое теперь, похоже, начало заражать и её. Я буквально видел, как это происходит. Только что она стремилась к близости, теперь вдруг осознала свою наготу и почувствовала потребность прикрыть её. Я ощутил жалость к ней и стал подниматься, борясь с собой, но она уже шагала к своей одежде, лишь бросила на ходу:
— Побереги своё целомудрие.
Пойти за ней? Только хуже будет. Я медленно натянул на себя рубашку и брюки, подождал, когда она оденется, и подошёл.
— Мне страшно неприятно, Джоун. Прошу тебя, не сердись, ты тут совершенно ни при чём.
— Вот именно!
Говорить с ней было бесполезно.
— Мэри… Я ухожу. Мэри! Где ты?
— Здесь. — Её голос прозвучал глухо, даже как-то скорбно.
— Пошли, Мэри. Нам пора домой.
Ответа не последовало.
Джоун направилась в ту сторону, откуда первоначально донёсся сдавленный возглас. Вот это уже ни к чему, нечестно по отношению к ним.
— Пойдём, Джоун, не мешай им и, пожалуйста, извини меня.
— Пошли к машине, Вэл.
Пока мы ждали вторую пару, я постарался объяснить свои действия — вернее, бездействие. Она выслушала меня внимательно, даже участливо, с каким-то материнским чувством.
— Что же ты мне с самого начала не сказал?
— Да всё как-то не мог решиться, а потом было поздно.
Мы сидели рядом в машине. Досада Джоун прошла, и она подвинулась поближе, с интересом глядя на меня. Моё отвращение прошло. Теперь она казалась мне желанной.
Будто я, читая книгу, перевернул страницу и увидел начало новой главы.
Я положил руку ей на плечо и тихонько дёрнул за ухо. Она ласково улыбнулась мне и потерлась щекой о мою руку. Только я наклонился, чтобы поцеловать её, как дверца отворилась.
— И это называется друзья!
Я затаил дыхание, моля небо, чтобы Джоун воздержалась от объяснения. Небо услышало меня.
Мы покатили в город, и я печально оглянулся на пляж. Что за напасть, теперь мне хотелось туда.
Кажется, и ей тоже.
На следующий день состоялось отплытие. Я успел познакомиться с десятками интересных и приятных людей, и многие пришли на пристань проводить меня. С утра пораньше я навестил учебное судно «Альбатрос» и побеседовал с его владельцем и капитаном Биллом Шелдоном, а также с его женой. Они зарабатывали средства к жизни, совершая круизы с туристами вдоль американского побережья, а одновременно обучали команду — своего рода плавучие классы. Осматривая судно, я в штурманской рубке вспомнил, что у меня нет американского «Описания маяков и огней», и воспользовался случаем списать сведения о некоторых маяках района Кэп Гаттераса, на случай, если мы подойдём к берегу южнее, чем задумано. Данные о Нью-Йорке и побережье к северу от него, включая Новую Шотландию и Ньюфаундленд, у меня были.
Пока я писал, капитан расспрашивал меня про моё судно; при этом малые размеры яхты и отсутствие вспомогательного мотора как будто не произвели на него особого впечатления. Мы обсудили этап до Нью-Йорка — шестьсот миль с гаком.
— Сезон ураганов на носу. Сейчас не лучшее время года для плавания на малых судах.
Меня не надо было убеждать. Я отлично понимал, что завершающий отрезок пути может обернуться серьёзным испытанием. А Билл Шелдон уже подробно объяснял, какие трудности могут меня подстерегать в районе Гольфстрима. Свирепые шквалы, буйные грозы, большая волна, которая образуется у Кэп Гаттераса, когда приливно-отливное течение идёт против ветра. Намеренно или нет, он изо всех сил старался меня застращать. Что он преподаёт в своих классах, уж не священное ли писание? А может быть, эта тирада отражает его собственные скрытые опасения?
