Столь же лестную оценку по шкиперскому искусству Алексей Николаевич получил и из других боцманских уст. Это произошло в Англии, в предпортовом кабачке города Ньюкасла. Академик Крылов обсуждал с представителем английских докеров, бывшим боцманом, как рациональнее заскладировать в пароходном трюме н на палубах паровозные котлы, отправляемые в СССР. За бутылкой виски русский, е точки зрения англичанина, видимо, коммерческий агент и тоже в прошлом боцман, втолковывал коллеге, что нужно погрузить не 60, как намечалось прежде, а все 150 котлов. Невероятно!.. Образная английская речь русского нравилась стивидору, но его предложение… Нет, это невозможно, никак невозможно выполнить то, что задумал коллега!
Русский продолжал настойчиво убеждать англичанина, жестикулировал, показывал на столовых приборах, как, по его разумению, нужно класть котлы, закреплять пх за трюмные рамы и между собой.
– Пм-пособл, – качал головой англичанин.
– Пособл… Возможно, я тебе говорю, – ладонь русского, большая и крепкая, прихлопнула по столу, – ну, хорошо – завтра я покажу, что пособл, вполне пособл, только канадскую расклиновку не забудьте прихватить с собой, как договорились, о’кэй?
– О’кэй! – уступил англичанин: пусть, мол, будет по-твоему, раз ты еще и платишь вдвойне за пустую работу, а в том, что работа будет именно такой, бригадир нисколько не сомневался. «Ох уж эти русские, – читалось в той словесной уступке, – боцман, а как заправский старпом толкует об остойчивости шипа. Ну, поглядим, коллега, как ты завтра оконфузишься».
– Фо-ор Ю, русский боцман!
– За тебя, мой чнф!
– О, ноу, ноу, я есть не чиф!
– Лады, за тебя, коллега! За пособл!
Как и просил русский боцман-фантазер, англичанин-стивидор сколотил к утру отличную бригаду из смышленых такелажников.
Работа закипела, и очень скоро английские докеры убедились, что в трюме и на палубах парохода «Маскинонж» можно уложить все 150 котлов.
Русский же боцман, растолковав проект их размещения, принялся за погрузку наравне со всеми. По взмаху кувалды, ударом которой он вгонял клинья между котлами, по тому, как он орудовал у винтовых талрепов, как исполнял команды стивидора, было видно в нем опытного портового такелажника. А увлекшийся работой академик приговаривал: «Ну, что я тебе говорил, коллега – пособл? То-то!»
Откуда было знать англичанам, что красивая рабочая хватка этого кряжистого пожилого человека шла от нижегородского топорика, от мозолистой практики на парусниках, от принципа: «Прошло то время, когда труд считался позором, а праздность – добродетелью».
Но они все-таки узнали. Из газет, пронюхавших о сенсационной погрузке. Репортеры и фотокорреспонденты сделали свое дело – на газетных разворотах нашлось место и моментам погрузки, и снимку нашего академика, и его биографии. На следующее утро к Алексею Николаевичу Крылову подошел смущенный стивидор:
– Сэр, я вас считал боцманом, а вы адмирал, а своими руками кувалдой распорку загнали, чтобы показать, что вам надо… Удивительный вы народ!
Так было в Англии, Франции, Норвегии, Швеции… Конечно, не для демонстрации рабочей сноровки командировала молодая Советская Россия своего опытнейшего академика за границу. Но эта наглядная демонстрация стоила, пожалуй, усилий многих дипломатов по утверждению авторитета нашего государства за рубежом.
Предполагавшаяся сроком в полгода заграничная командировка Крылова растянулась на семь лет. Первоначальные ее цели – установление контактов с учеными Европы, приобретение литературы и приборов, консультационная помощь советским торговым представительствам – превратились в огромнейшую научно-практическую деятельность. Работая за границей, академик Крылов создал и провел в жизнь проекты транспортировки морем паровозов, закупленных нашей страной в Германии и Швеции. Скажем по пути, что оригинальная практичность этой транспортировки обернулась многотысячной экономией золотых рублей и не менее ценного фактора той поры – времени. Он вел переговоры и осуществил возвращение на Родину Пушкинского архива; допроектировал и строил заказанные СССР транспортные и нефтеналивные суда; выступал с научными публикациями, показавшими потенциальную силу нашей науки; создал ценный для нашей артиллерии труд по баллистике; принимал участие в торговых сделках, в частности по закупкам агрегатов для Волховской ГЭС… И конечно, успешно устанавливал контакты с европейскими учеными, приобретал приборы и литературу.
Никакого преувеличения не будет, если к характеристике работы Крылова за рубежом добавить и чисто политический аспект. Он выступал не только как выдающийся технический специалист, полпред русской науки, но и как активный гражданин – патриот Советской России. Это были годы ее утверждения, ее признания европейскими государствами. Так вот в эти годы тысячи людей, иностранцев, прислушивались к полезным советам и толковым распоряжениям Крылова, не забывая, безусловно, кто оп и откуда он прибыл. Бог с ними, другими мыслями этих людей, но одна нас интересует – и она, возникнув, наверняка утвердилась в них в результате «технического» общения с «русским адмиралом»: «С ними, новыми русскими, работать можно, черт-те что о них строчат наши газеты». Число таких людей росло от встречи к встрече.
– Ваша фамилия Крылов, имеете ли вы какое-либо отношение к тому Крылову, теорию качки которого нам приходилось изучать в кораблестроительном институте после окончания Политехнической школы? – спросил однажды у Алексея Николаевича главный инженер французской судостроительной фирмы Роже.
– Это я сам.
– В таком случае я не спорю, сообщите, какие надо внести изменения в наш проект?
Изменения были внесены, и построенный СССР танкер каждый рейс перевозил буквально бесплатно 1200 тонн горючего.
– Конечно, мы слышали, кто такой Крылов, но никто не мог представить себе, что может существовать человек с такими совершенно невероятными способностями и с такими полными, почти немыслимыми знаниями всех кораблей всего флота и с таким глубоким пониманием того, как станет вести себя каждый корабль – так безоружно в один голос признавали превосходство А.Н. Крылова директора германских судостроительных фирм. Сомневаться в их компетентности не приходится.
– Скажите, Алексеи Николаевич, – обратилась к коллеге, как об этом засвидетельствовал А.Ф. Иоффе, группа академиков, – какова будет судьба «Челюскина»?
– В середине февраля «Челюскин» будет раздавлен льдами и потонет, – прозвучал ответ.
Не верилось. Коллеги пожали плечами: «Алексей Николаевич всегда отличался экстравагантностью в высказываниях, уж больно он категоричен». Увы, но Крылов был прав: через два месяца было получено подтверждение печальному предсказанию. Оно, конечно же, и чело под собой математическое обоснование. Как было оно и в случае с мелким лондонским судовладельцем.
