Именно этот кандидат наук с ходу предложит и сам же возьмется насаждать "блистательную садистско-эпохальную" программу «ваучеризации» страны. Правда, Чубайс умолчит, для чего и кто ее придумал.
Основные аспекты вместе с персонифицированными фрагментами сюжетов этой «фундаментальной» чубайсовской затеи по разграблению страны, как бы сейчас ни чесалось перо, будут отражены только в третьей книге под названием «Ворье». Здесь же нужно подчеркнуть лишь, что Чубайс и его застольная компания буйно обедающих «нардепов», "застуканных" мною в соседнем с Ленсоветом кафе, — не исключение. Воруя и растаскивая все подряд властными возможностями, по горячке данными им избирателями, такие ребята будут стремиться скопить побольше денег и выкупить у жизни свое прошлое.
Тягу к казнокрадству и разным хищениям выборной публики, генетически исцеленной от умственной полноценности, в общем, понять можно. Погоня за счастьем после соборования депутатских полномочий им не улыбалась. Поэтому они и станут деятельно пытаться украсть все сейчас, "пользуясь случаем", как говорят в Одессе. При этом забывая или вовсе не зная: любая, даже долговременная охота на ведьм не может окончиться без финального костра. И, кроме того, сколько бы времени ни длилась «дружба» свиньи с человеком, все равно ухаживание и откорм избранной им подружки происходит исключительно ради гастрономических соображений. Поэтому, как бы хрюшки ни жировали, их историческое предназначение к ножу чем-либо другим заменить невозможно.
Однако возвратимся в тесно уставленное столиками маленькое кафе, где за шторкой после дегустации содержимого большинства наличных разнозапечатанных бутылок неизвестного происхождения сотрапезники уже стали пытаться, по большей части руками, угощать друг друга ассортиментом еле умещавшихся перед ними кавказских блюд из всей местной поваренной книги. В середине дня мне такое наблюдать было еще довольно странно. Тем более, если учесть: в сотне метров от этого переднего края всепоглощающей страсти к еде шла своим чередом сессия, где места для голосования этих застрельщиков нового обеденного почина пустовали.
Депутат Егоров от выпитого стал громко давать сам себе необычные советы, как добраться до уборной и что там нужно сделать. После чего встал и попытался выйти из-за стола, держась для равновесия за собственный пиджак. Но с первой попытки ему это не удалось. Зато он обратил внимание своих друзей на двух женщин, вкушавших поодаль, и громко изъявил желание быть заваленным любой из них на первую же подвернувшуюся кушетку не позднее сегодняшнего вечера. После чего собутыльники резко почувствовали, что тоже сильно их любят. Это, по всей видимости, породило в пьяном воображении пленительные очертания и рост потребности получить ответную нежность одновременно с необходимостью переместиться с неконтролируемыми намерениями в сторону равнодушно жующих особей противоположного пола, у одной из которых каблуки были вровень с мужскими коленями. Чем олицетворяли банальный жизненный штамп: продолжением достоинств всегда бывают недостатки. Другая же, напротив, имела, как обычно бывает среди подруг, небольшой рост и внешность, объяснимую пословицей: изо всех зол нужно выбирать наименьшее, чтоб не кусать потом собственные зубы.
Егоров, вероятно, стремясь предстать очаровательным, хотя очарования в нем было даже по трезвому не более, чем в боевом топоре индейцев, повел себя, как еж в гостиничной постели, и ни с того ни с сего вдруг внятно объявил о необходимости давать женщинам в жизни только то, что они смогут надеть вечером. При этом рекомендовал обращаться с ними, как с лошадьми, проявляя нежность, характеризующуюся движениями, какие бы он сам пожелал ощущать, будь он лошадью. В общем, из его реплик мне стало ясно: Егоров даже после сытного обеда испытывал сильный сексуальный голод, породивший партнерское сочувствие на сером анемично-отечном лице Саши Беляева — вечном холостяке, неопытном и не сведущем ни в чем.
Стремление перенестись в восхитительную атмосферу всеобщего увлечения было поддержано и остальными компаньонами. Даже у Толи Чубайса глаза, прикрытые рыжей челкой, разъехавшейся по невысокому лбу, сделались как у нашкодившего кукушонка, передавившего в чужом гнезде все яйца. Он быстро и невинно заморгал белесыми ресницами, тем самым подчеркивая свое разительное сходство с юным, тощим поросенком, поднятым за лапу нехозяйской рукой.
Тут из-за стола, видимо, охваченный общим порывом, поднялся четвертый, сперва не опознанный мною бородатый собутыльник, который разворотом анфас и архитектурой своего живота совпал с портретом пламенного сопредседателя "Народного фронта" Петра Филиппова26. Куда он собрался, к дамам или в туалет, неведомо, но распахнутой молнией на брюках Петя довольно бесцеремонным способом бесспорно пытался доказать соседкам свою привлекательность. В это время перед ним прошмыгнула кошка черного цвета — приживалка местной кухни. Несмотря на подпитие, Филиппов двигаться через невидимый барьер, воздвигнутый ритуальной киской, вмиг раздумал. Полагаю, он был суеверен, как все мошенники и дипломаты.
Уверен: если устроить в будущем портретную галерею сегодняшних народных избранников с приложением краткой биографической справки, то любой посетитель из числа нормальных закончит просмотр этого вернисажа в полном шоке. Ибо единый ряд выявит минимальное наличие исключений.
Жизнь Петра Филиппова сперва шла вроде обычным чередом: с грехом пополам закончил институт. Из очной аспирантуры отчислили за отсутствие способностей и непригодность к научной деятельности. Работал механиком на въездной яме в гараже. Имел семейный парник. Растил цветы, шил джинсы и продавал их у метро. Но однажды, распродав свой ходкий в ту пору товар, прямо-таки вляпался в "Народный фронт"… и закружило, понесло… На митингах почем зря клял душегубов-коммунистов, запрещавших увеличивать размеры личной оранжереи, и обещал всем ротозеям компактный набор домашних грез. За это ими был избран во все советы разом.
Путь от заискивающего пресмыкательства пред милицейским ефрейтором пенсионного возраста цветочного базара и до высшего эшелона власти с парламентскими прениями и телепрепирательствами Петру удалось легкомысленно проскочить почти за год. Правда, проходя мимо продавцов цветов, какая-то неодолимая сила заставляла Филиппова по-прежнему замирать и ревниво интересоваться бытующими ценами. После чего он, вероятно, углублялся в сложные математические вычисления об упущенной выгоде в связи с избранием его депутатом.
В общем, попав из цветочной теплицы в ближайшее окружение главы России, он мог от перегрузки на таком взлете легко свихнуться. При подобных обстоятельствах и отсутствии соответствующей подготовки тронуться не мудрено. Поэтому, угнездившись возле трона, Филиппов принялся плодить разные захватывающие своим пустотелым вредом проектики и программки, одна другой краше, по преобразованию устойчиво-стабильной экономики могучей социалистической страны в маниакальный «рынок» без экономики и государства. Петя не стеснялся представлять себя всюду автором этих политэкономэссе. Давал правительству и Президенту навязчивые рекомендации и советы, как быстрее и качественнее разрушить державу. Вместо обращения к врачам пытался даже буйно внедрять свои динамитные сфантазированные предложения, подсовывая их под самый фундамент еще не погибшего Отечества.
