«Карельский перешеек, 25 января 49 года. Любимый сердцу моему сынок Алеха! Вот судьба — поэт у композиторов, а композитор — в Доме творчества писателей. Мой адрес: станция Комарово, Карельский перешеек, Дом творчества писателей, что на Кавалерийской улице, Соловьеву-Седому Василию Павловичу (папе). Привет Ивану. Два слова об Иване. Я работаю над Тарасом. И работа, думаю, вполне подвигается. Думаю в начале февраля быть в Москве на пару дней — показать музыку Голу Ивану (Голованов — главный дирижер Большого театра — Т.Д.). В таком случае мой адрес: Москва, Охотный ряд, гостиница «Москва», номер для меня. Ну, кажется, все. Целую, твой папа. Да, сегодня еду в Ленинград на своей машине «победа». Прошла 3038 км., расход горючего 15 литров, шофера зовут Володей. Плачу 1000 рублей в месяц, бензин — мой. Победа стоит 16 тысяч. Еду на концерт в Горный институт, получаю тысячу рублей. Успех огромный. Студенты будут аплодировать стоя. У них в зале ремонт и вынесли все стулья! Деньги вычтут в музфонде за долги, которые прислал московский музфонд в сумме 8950 рублей. За что? Я тебе в следующий раз пришлю подробный отчет. Все. Твой папа. Я значительно вырос, окреп, загорел, похудел. Кстати, сколько в Новом году ты выпил и что было? Пиши. Твой папа. Пусть Иван выпьет за мое здоровье молока и присылайте песни на консультацию. Я теперь, как мастер крупной формы, что-нибудь посоветую — кому загонять и почем. Твой любимый папа Вася».
А Фатьянова ждали замечательные события: Галина Николаевна вновь обрела ту очаровательную, осторожную грациозность, которая свойственна беременным.
Алексей Иванович сиял.
— Я — счастливый человек, Ваня… И я на этих критиков смотрю с высокой горки… — Говорил он Дзержинскому. — Я хотел в жены королеву — она у меня есть! А ты видел жен этих критиков, Ваня?
Иван Иванович отвечал, что, разумеется, видел.
— Я хотел красавицу-дочь и умницу-сына — так и будет! А ты видел этих критических детей, Ваня?
Иван Иванович отвечал, что глаза бы его их не видели.
— То-то! И кто же из нас счастливей?
— Я! — Утверждал Дзержинский.
Фатьяновым всегда хватало денег, но они быстро кончались при наследственной душевной широте Алексея Ивановича.
Программный цикл «Земля» был написан в ДТК «Иваново» в 1949 году. В следующем году композитор Иван Иванович Дзержинский получил за него Государственную премию. Поэт Алексей Иванович Фатьянов замечен не был. Каких-либо его негативных реакций по этому вопросу тоже замечено не было.
И вспоминается случай с награждением Валентина Катаева Сталинской премией.
…На его даче в Переделкино накрыты праздничные столы — в этот день и в определенный час Юрий Левитан должен был огласить на всю страну список лауреатов. Сам триумфатор заранее включил радио и вдруг Левитан часом раньше начал читать:
— От Советского Информбюро…
Благоговейная тишина в зале. Перечисляются фамилии награжденных одна за одной. И — о, ужас! — фамилии Катаева среди оглашенных нет. Стало быть, сам Сталин в последний момент вычеркнул ее из списка. И тишина из благоговейной стала кладбищенской. Говорят, что это был дружеский розыгрыш соседа по дачам — диктора Левитана. До передачи в государственном радиоэфире был еще час, а информация «без Катаева» была прочитана Юрием Борисовичем по местному радио.
Однако, глотающий валерианку Катаев прожил после этого шока до глубокой старости.
А веселый Фатьянов умер в сорок «мальчишеских» лет.
Говоря устами грека Эпиктета, «эта сторона жизни слагается из обстоятельств независящих от нас». Единственное, что, по его словам, зависит от нас — «это состояние нашей собственной бессмертной души».
Сегодня его назвали бы мюзиклом — этот сказочный и трогательный по своей высокой незамысловатости фильм «Свадьба с приданым».
Театральные декорации в кино. Актеры выходят на середину сцены-экрана и с театральным же посылом произносят реплики: один говорит, остальные — замирают. Существует любовный четырехугольник: он любит ее, она — другого, все вместе — родной колхоз и битву за урожай. Хорошие, работящие, земные парни и девушки и любят, и веселятся, и страдают, и пляшут под гармонику.
Может быть, он канул бы в лету, как многие советские производственные фильмы, но вот до сего дня по два раза в год, а то и чаще, он появляется в программе телевидения, наполняя сельские дома и городские квартиры старинным молодым задором и светлой ностальгией одновременно.
Иные утверждают, что без песен Фатьянова фильма бы не было.
А вышел он на широкий экран в 1953 году. Но прежде — шел спектакль по одноименной пьесе Н. Дьяконова.
В 1949 году драматург Н. Дьяконов предложил пьесу Театру сатиры. Режиссер Борис Равенских увидел в ней музыкальный спектакль. Скоро начались репетиции.
На главную роль была утверждена молоденькая, двадцатитрехлетняя Вера Васильева. Фильм «Сказание о земле Сибирской», вышедший на большой экран в 1947 году, принес ей первый успех. Владимир Ушаков, тоже молодой актер, должен был сыграть ее жениха. Были заняты Владимир Дорофеев, Галина Кожакина, Людмила Кузмичева, Кира Канаева, Дмитрий Дубов, Георгий Иванов, Татьяна Пельтцер, Борис Рунге, Михаил Дорохин, Виталий Доронин. Прекрасные актеры. Многие из них тогда только начинали. Иные так и не прославились, оставшись героями только одного фильма, спектакля…
Так получилось, что песенные номера были уже введены, но самих песен еще не было. Виталий Доронин в образе Курочкина горделиво, картинно прохаживался по сцене с музыкальной «болванкой» «Давай закурим, товарищ, по одной…». После десяти, двадцати, тридцати репетиций на слова этой безобидной песни актеры двусмысленно шутили, ерничали. Нужна была музыка, нужны были другие песни. Борис Равенских заказал музыку Николаю Будашкину. Широко известный композитор, виртуозный музыкант-баянист, он сочинял для хоров и народных инструментов. Режиссер видел в спектакле колхозные вечеринки, гармонику, пляску… Но та музыка, что написал Будашкин, для песен оказалась не подходящей. Тогда Борис Равенских обратился к Борису Мокроусову.
Так, в начале зимы, пришел по обыкновению Борис к Алексею. Поговорили, покурили. Так получилось, что одиночка Мокроусов «примкнул» к этой семейной паре, ежедневно бывал у них в доме. Вместе ходили они по Москве, навещали друзей, смотрели спектакли, ужинали в ресторане. Мокроусов был великолепно сложен, высок, красив, черняв, безупречно талантлив, но — холост. А у Фатьяновых уже около года стояла колыбелька, от которой струилось по всему дому незримое молочное сияние. Галина возилась с младенцем, она преобразилась, расцвела умилительной материнской непорочностью. Она уже была готова к новому материнству. Борису вздыхалось… Кому не хочется своего тихого счастья, особенно глядя на чужое?
