Иногда мне поручали клеймить овец. Работа эта была не из приятных. Нужно было войти в переполненный загон и прижать к боку каждого животного что-то вроде огромного штампа. Случалось, я промахивался, и некоторые овцы после такого клеймения долго ходили с фиолетовым носом. Труднее всего оказывалось заклеймить последнюю овцу. Она пряталась, убегала и изворачивалась, доводя меня до бешенства. В конце концов терпение мое лопнуло и я швырнул в нее баночку с тушью.
После стрижки руно помещали на стол и отрезали жесткие и грязные края. Сортировщик, наблюдавший за этим процессом, скатывал обрезанную шерсть и бросал ее в одну из восьми корзин. После того как корзина наполнялась, шерсть прессовали, и из огромной пушистой массы она превращалась в упругие жесткие комки, которые складывали в мешки. Время от времени за этими мешками приезжал грузовик и отвозил их на железнодорожную станцию. Все это время австралийская погода радовала нас. Небо было чистым днем и ночью.
Во время поездок на работу и обратно и особенно во время прогулки, когда Артур хотел показать мне кенгуру, я открыл для себя неповторимую красоту диких цветов. Казалось, нет такого куста, дерева или сорняка, на котором не красовался бы хоть один цветок. Песок скрипел под нашими ногами, когда мы шли, любуясь этой красотой. Цветы были везде – впереди, сзади, сбоку. Пастельных тонов, белые, кремовые, розовые и желтые, они источали приятный аромат, который смешивался и разносился ветром повсюду.
В усадьбах всех троих братьев были сады, где разводили цветы. Зимой и весной они цвели и радовали глаз, а засушливым летом, когда ветер покрывал землю слоем песка, погибали. Каждый год жены фермеров сажали новые цветы, выполняя объем работ, немыслимый для английской домохозяйки. По субботам фермеры ездили друг к другу в гости. Утром я верхом отправился в город, чтобы отослать во флотилию запоздалую телеграмму, выпить пива и познакомиться с городской жизнью. Молли знала дорогу и уверенно довезла меня до районного центра, главная улица которого была застроена с одной стороны. Фермеры уже были в городе. Их жены, столпившись на широком тротуаре, вели оживленную беседу. По пыльной, нагретой солнечными лучами улице проезжали грузовики, легковые автомобили и всадники. В конце концов я отыскал бар с вращающейся дверью, но пиво в нем заканчивалось. Собиравшиеся здесь со всей округи стригали употребляли этот напиток в неимоверных количествах. В конце улицы среди зеленой травы была видна узкоколейка, уходящая на северо-восток и исчезающая среди эвкалиптов. Хотя пассажиры по этой ветке почти не ездили, для фермеров она имела исключительно важное значение. По ней везли к морю пшеницу и шерсть.
Женщины всегда с нетерпением ждали субботы, когда они могли не только встретиться и наговориться, но и посмотреть фильм в маленьком городском клубе. После кино обычно ехали ужинать к одному из братьев. В этот раз все отправились к Джиму. Сели за стол в полночь, а встали в третьем часу утра. Возвращались на машине. Полная луна нежным светом освещала дорогу и пастбищные участки. Ночь была чудная, и сознание того, что наступающее воскресенье будет выходным днем, делало ее еще более прекрасной. В этот день овцы будут просто овцами, а не глупыми грязными животными, успевшими надоесть нам за неделю хуже горькой редьки.
В эту ночь я не могу заснуть. Успокоенный тем, что вставать рано не придется, вышел во двор, подошел к краю эвкалиптовой рощи и стал наблюдать рассвет. Постепенно небо на востоке прояснилось, звезды померкли. Как только луна села у меня за спиной, наступил рассвет, окрасивший облака над горизонтом ярким оранжевым цветом. Я уже хотел вернуться в дом, когда увидел впереди темный силуэт кенгуру. Животное на мгновение застыло в нерешительности и затем скрылось в кустах. Топот его ног напоминал стук лошадиных копыт. Когда я вошел в дом, подул легкий юго-восточный ветер, принесший с собой аромат леса. Начинался новый день.
На второй неделе своего пребывания на ферме я стал по вечерам выходить в лес с винтовкой Артура в надежде подстрелить кенгуру. В предзакатные часы, когда умолкали насекомые, в лесу воцарялась полная тишина. Но она была обманчивой, я знал, что где-то в чаще затаились и ждут наступления темноты голодные кенгуру. Пройдя через лес, я подходил к краю пшеничного поля, садился под каким-нибудь деревом и ждал. Ждать приходилось долго, я успевал выкурить не одну сигарету. Время от времени тишину нарушали треск и шорох, когда пробегал по траве кролик или птица перепрыгивала с ветки на ветку. С наступлением темноты животные выходили из своих укрытий и отправлялись на поиски пищи. Кенгуру ели пшеницу на полях или перепрыгивали через забор и кормились травой на пастбищных участках. Огромные, ростом до двух метров, они передвигались прыжками, наклонялись и жевали траву, пододвигая стебли ко рту короткими передними лапами. Время от времени приподнимались, оглядывались и прислушивались, не грозит ли им опасность. Их было много, иногда до двадцати особей. Некоторые подходили очень близко, но я никогда не стрелял в них в упор. В ночной тиши оглушительный звук выстрела прокатывался по полям гулким эхом, заставляя кенгуру в панике запрыгать на своих огромных задних лапах. Они не знали, где я нахожусь, и поэтому неслись в разных направлениях. В такие минуты я испытывал некоторое беспокойство от мысли, что они могут кинуться ко мне и запросто раздавить, но в конце концов кенгуру успокаивались и вновь принимались за еду.
Я выпустил немало пуль в этих животных и, как мне казалось, часто попадал, но, обследуя место охоты утром, убеждался, что не убил ни одного. Чтобы убить кенгуру, необходимо попасть в голову или хотя бы в бедро. С пулей в теле эти животные могут пробежать много миль. Не желая возвращаться домой без добычи, я подстрелил перебегавшего дорогу кролика.
Еще я охотился на диких голубей. Эти красивые птицы весной залетали в сад и клевали семена растений, которые сажала жена Артура. Серые, с яркими розовыми крыльями, они часто садились на деревья, но были очень пугливыми. Я придумал способ перехитрить их. Чтобы они перестали меня бояться, я два дня по утрам проходил мимо эвкалиптовой рощи с палкой. На третий день вместо палки взял винтовку и подстрелил одного голубя. Но одна маленькая птица за три дня – это слишком мало, тем более что мой отпуск подходил к концу. Я начал выезжать на лошади в надежде подстрелить эму, но надеждам моим не суждено было сбыться. Эти гигантские птицы были не менее осторожными, чем голуби, и убегали, завидев меня издалека. Для охоты в австралийском «пшеничном поясе» нужна была особая сноровка.
Две недели пролетели незаметно, пришло время возвращаться в город. Артур повез меня обратно в своем новом быстром «бьюике». По грунтовой дороге мы ехали не спеша, но последние 80 миль по асфальту преодолели за пару часов. Вдали показался город. Солнце освещало высокие белые здания, стоящие вдоль реки Суон, по синим водам которой плавали парусные шлюпки. Машина сделала последний поворот, и я увидел мачты плавучей базы. Я возвращался к суете военной жизни, возвращался в настоящее. Меня не удивило, что главный врач выписал меня из госпиталя и разрешил выйти в море. Две недели, проведенные в «пшеничном поясе», сделали свое дело. Я был полностью здоров.
