В Боровичах: Карьера землянаго угля разработана, выкопано 54.450 пуд, из коих 28. 500 пуд доставлено на С. Петербургской монетный двор. Каменнаго угля сделаны прииски № 2-й в Калужской губернии. Под городом Алексиным, в 145 верстах от Москвы. № 3-й той же губернии: в Козельском уезде на реке Жиздре, в Оку впадающей. № 4-й, в Рязанской губернии: в Ряжской округе на реке Чернаве. № 5-й, той же губернии: В Ряжском уезде, под селом Петровым № 6-й, в Симбирской губернии: По близости реки Волги. № 7-й, в Бахмутском уезде: В селе Друшкове. № 8-й, в Новороссийской губернии: в Павлоградском уезде, при слободе Гродовке: превосходного пред всеми качества для всякого домашняго и заводского изделия. № 9-й в Рязанской губернии: в Зарайском уезде, близь реки Осетра»105.
Доставка из Боровичей первой же партии угля в 54 тысячи пудов имела успех; цена на английский уголь упала. Меж тем Львов делал опыты добывания серы из угля, а также особого дегтя, чем интересовался еще раньше, когда писал С. В. Воронцову в Лондон, желая узнать секрет английского производства угля. Теперь он сам нашел свои пути.
Но увы, невесело было в Никольском.
Много забот и огорчений приносило Училище земляного строения. Ученики прибывали. Но прибывали они по принуждению. «Крестьяне наши, - писал позднее Львов, - на всякую новизну не скоро поддаются, ... доколе, убеждены пользою примера, не ощутят они действительной выгоды».
В отдаленных местах земляных строений никто еще не видел и даже понятия о них не имел.
На двухгодовое учение «новобранцев» отправляли из сел, как на рекрутчину, с плачем и воем. Отправляли самых непригодных в собственном деревенском хозяйстве, слабосильных, больных или пьяниц, отправляли плохо одетыми, без денег.
Львов учил их не только делу землебитных строений, он показывал, как делать дороги и прочные мосты, проводить обширные подземные водоводы для осушения местности, а поверху покрывать их землей и дерном, годным для сенокосов и пашен; крыть крыши соломой с глиной, а также без глины; делать стропила, полы, даже печи, строить ворота, «закрывающиеся сами собой».
Ученики проходили практику не только в Никольском; он направлял их в Торжок. Там в 1798 го/ду началось сооружение землебитных казарм по сторонам Московской дороги. Это был обширный комплекс весьма вместительных зданий в два этажа для солдат, офицеров, служб и конюшен. Строительство казарм завершили в 1800 году.
Львов продолжал также заботиться о мастерах, занятых на угольных разработках. Это видно из его письма от 1 августа того же 1798 года к генерал-прокурору А. Б. Куракину: «Все то, что к облегчению жребия сих бедных людей я сделать мог без докладу, исполнил я...» Выплачивал сверх жалованья награждения. Просил начальство выполнить апробованный финансовый план, «дабы я мог облегчить судьбу определенных к работе людей и сам иметь средства к продолжению работ»106.
В мае 1799 года в усадьбу Львова приехал двадцатилетний художник, недавний воспитанник, теперь «берг-гешворен» Академии художеств, прикомандированный к участку угольных разработок для составления чертежей Иван Алексеевич Иванов (1779-1848), в будущем академик, известный главным образом как первый иллюстратор басен Крылова.
Львов ценил его дарование рисовальщика и ради этого терпел вздорный характер и разболтанное поведение. Как показывает множество опубликованных и неопубликованных писем Иванова к другу его отрочества А. X. Востокову, был он беспросветным пьяницей. В письмах его есть строки, «неудобные для печати», как снисходительно-мягко отзывается И. Срезневский, публикуя переписку Востокова107. Иванов писал письма выразительно. Приводим выдержку из его неопубликованного, очень ценного для нас письма, первого после приезда в Никольское: «Черенчицы, в пятницу 21 майя, 12 часов пополуночи. ...Прекрасные сии места, расстилающиеся по зеленым горам, мне чужды, когда нет в них ни одного человека, близкого к моему сердцу... Я часто брожу по лесам и лугам с эстампом в руках... теперь, лежа на поле, пишу к вам, употребив вместо столика Камоенсову Лузиаду, которую я пришел читать сюды. ...Поле идет сначала к лесу. Там часто пасутся павлины. ...С левой руки от меня стоят земляные хижины, в которых живут бедные черенчицкие крестьяне и прежалкие ученики земляного строения. Сии бедные, оставя свои родины, работают день и ночь, как каторжные. Не знаю, что-то трогательное для меня составляет, когда сии трутни идут кучею с работы, имея лопаты на плечах, предводительствуемы будучи жестоким сержантом. Поют во все горло песни, при сем приходит мне на мысль пословица: неволя скачет, неволя пляшет, неволя песни поет. Далее сих хижин стоит на возвышенном месте замок, в котором Львов точно Монтоний владычествует. Все его затеи клонятся к тому, чтобы увеличить свои доходы. За каждого ученика берет он по 4 рубли на месяц. Я здесь две должности исправляю: должность помощника и рисовального учителя. В 1-й разбиваю камешки для фундамента и таскаюсь и пачкаюсь около строений, показываю мужикам, ворочаюсь с правилами, весками, ватерпасами и пр. ...Во второй учу его детей по вторникам и четвергам»108.
Иванов еще не понимает, что во всякой профессии существует трудный и скучный черновой процесс. Критикует Львова, не следует его примеру, примеру человека, не гнушавшегося никакой работой.
Львов, больной в эти дни, наравне с ним учил мужиков. «Глаза у меня так болят, - диктовал он письмо от 24 мая, - что я не только сам писать, но и поправить ничего не могу: с утра до вечера учу мужиков из пыли строить палаты; а пыль и солнце весьма дурные окулисты»109.
В августе, когда Львов ездил в Гатчину, к нему пришло тревожное письмо от Державина из Петербурга; тот сообщал, что Марья Алексеевна получила уведомление из Черенчиц о том, что число больных учеников со дня на день умножается. «Ты этого не пропусти меж ушей... Сообщи формально к Васильеву, как к начальнику по медицинской части, и проси, чтобы он к тебе командировал лекаря, откуды он заблагорассудит, и дали бы медикаментов...»110.
Весной и летом текущего года Львов осваивал новый участок земли под Москвой. Эта земля, ранее принадлежавшая Симонову монастырю, называлась Тюфельскими казенными покосами «с лесными и пахотными угодьями и водами».
Львов перевел сюда часть училища из Никольского. Весьма показателен его ордер, написанный 18 ноября под диктовку (заболевание глаз не проходило) и посланный в Москву А. Менеласу: «Титулярному советнику Менеласу. Ордер. Естли не нашли ни в которой слободе квартиры для больницы, то сыскать оиую можно несомненно в Москве или около заставы или в Таганке. ...Я считаю весьма немаловажным сохранить здоровье учеников, а потому и о найме квартиры, хотя бы и недешево было, затрудняться не надобно. Близь больницы чтобы была также квартира и для лекаря. Ученики, которые дурно одеты и из домов не получили одежды, могут быть употреблены в теплых местах по приезду моего в разные изделья, как то: выправлять щиты, чинить носилки, тележки, лопатки, плесть корзины, строгать доски и подобное»111.
