«Приходится сожалеть, — писал Кравец, — что в своих воспоминаниях А.Н. почти совсем не касается вопроса о том, как он работал над своими произведениями. А между тем нам, знающим огромный успех его научной жизни, так жадно хотелось бы заглянуть в эту скрытую от пас лабораторию Мы имеем по этому вопросу очень мало данных».
За искрометностью решений Крылова, как и за «простой» строкой А.С. Пушкина, стоял прежде всего огромный труд гениального ума. Представив себе черновые пушкинские рукописи, мы с трудом найдем в них строку в той форме, в которой она прозвучала, будучи предъявленной читателю.
Разве можно объяснить чем-нибудь другим такое вот с лдетельство академика Филатова: «Иногда, выступая по поводу доклада, даже хорошего, Алексей Николаевич проявлял неожиданный порыв творчества. Так, однажды он стал хвалить доклад своего друга, хорошего математика; но потом остановился у доски и заметил, что выкладку докладчика можно было бы сделать проще, и показал, как именно, а затем еще раз задумался на несколько секунд и сказал: «А, впрочем, можно решать эту кораблестроительную задачу и по совсем новому принципу», — и вывел на доске необходимые формулы. Это произвело сильное впечатление».
Положение в заводоуправлениях ОПЗ, которые находились под началом Крылова, было неблагополучным: одни управляющие и специалисты, саботируя, ушли вместе со старым правлением, с другими пришлось расстаться новому. Как мы знаем, на заседаниях правления его председателю приходилось обращаться к лексикону боцманов парусного флота, чтобы направлять заседания в р шочее русло.
Но среди директоров встречались и исключения. Нл-почмер, таким исключением был Л.Б. Красин, управляющий пороховым заводом.
Опытный революционер, в недавнем прошлом член большевистского ЦК, боевик, искусный конспиратор, инженер Красин блестяще руководил заводом, никакой организационной лихорадки на котором не было и в помине. Естественно, это привлекло внимание председателя ОПЗ геперала Крылова. Присмотревшись, он установил характерную особенность несаботировавшего директора — инженер Красин, гак и сам генерал Крылов, про-с о не мог плохо работать. Между прочим, это же качество в Леониде Борисовиче Красине выгодно ценил и Б И. Льп. н, разумеется, в несколько иной области работы.
Не прошло н шести лет, — это произошло в 1922 году — как подчиненность, условно говоря, двух тружеников несколько изменилась. Красин стал народным комиссаром внешней торговли. А так как заграница не очень-то спешила заниматься с нами взаимовыгодной коммерцией, то нарком был назначен к тому же и послом. Наркомат, таким образом, как бы приблизили к месту приложения сил. Там, за границей, в Париже, и встретились Л.Б. Красин и А.Н. Крылов, один из первых советских дипломатов и один из первых советских академиков, командированных с важной и тонкой миссией.
— Вы — подарок судьбы, дорогой Алексей Николаевич! Именно вы нужны сейчас здесь, как воздух. Вы и никто другой! — искренне радуясь встрече, воскликнул Красин.
— Не преувеличиваете, дорогой Леонид Борисович?
Полпред не преувеличивал, и академик с огромным удовлетворением выполнил первое внеплановое задание, не предусмотренное его командировкой.
Референты французского правительства, да и сам его премьер Эррио были поражены, с какой исчерпывающей полнотой посол Красин изложил вопрос о кораблях Черноморского флота, выведенных Врангелем и интернированных Францией в Бизерте.
Вторым пробным внеплановым заданием Красина Крылову была просьба постараться выручить наше общенациональное достояние — собрание пушкинских реликвий.
Жил в семидесятых годах прошлого столетия в Петербурге 16-летний юноша Александр Отто, болезненно переживающий, что носит эту нерусскую фамилию. Он получил ее не от неизвестных родителей, а от восприемницы при крещении вдовы-иностранки Отто. Учась в гимназии, юноша близко сошелся с сыном В.А. Жуковского Павлом. Павел Жуковский представил Александра Отто И.С. Тургеневу. Великий русский писатель заинтересовался любознательным юношей и принял участие в устройстве его судьбы. То, что составило дело жизни Александра Федоровича Отто, ставшего после ряда обращений в разные инстанции Онегиным, было навеяно ему Тургеневым.
Живя в Париже, А.Ф. Онегин стал собирать все, что касалось памяти гениального поэта.
С первых же шагов увлечение переросло в страсть, освященную большой и благородной целью: когда-нибудь созданное неустанными поисками собрание пушкинских раритетов передать России, грядущим поколениям.
Кропотливый многолетний труд А.Ф. Онегина увенчался полным успехом, значение которого трудно переоценить — скромная поначалу документально-вещественная Пушкиниана превратилась в бесценное национальное сокровище. Оно состояло и состоит из редких, часто единственных произведений искусства и литературы. В него входят картины, принадлежащие А.С. Пушкину, его рукописи, прижизненные издания его произведений, макет дома в Михайловском, портреты поэта, оригинал его посмертной маски, документы пушкинских предков и потомков, документальные свидетельства дуэли и многое другое, бережно сохраненное одним из первых неистовых пушкинистов.
В начале века Российская академия наук, получив свидетельства непреклонности решения А.Ф. Онегина передать музей России, начала с ним переговоры об этом акте. В 1909 году договор между заинтересованными сторонами был подписан: пушкинское собрание стало собственностью академии, а собиратель остался пожизненным его хранителем.
Первая мировая война, грянувшая за ней Октябрьская революция, неприятие молодой России, разжигаемое европейскими государственными и дипломатическими кругами, — все это настроило алчных наследников Онегина склонить его к изменению судьбы Пушкинского музея. Честь и воля русского патриота не вызывали сомнений, но нельзя было не учитывать его преклонный возраст и стремление наследников сделать все, чтобы удержать музей в своих руках.
Лучшего, чем то, что сделал Красин, поручив это деликатное дело, имеющее национальное значение, академику Крылову, — придумать было трудно. И Крылов, используя все свое обаяние, блестяще исполнил возложенную на него миссию. В результате ее в 1922 году с А.Ф. Онегиным от имени правительства РСФСР был заключен новый договор, и музей-архив стал собственностью нашего государства. С 1928 года онегинские сокровища обрели новый, теперь уже вечный адрес — в Пушкинском доме в Ленинграде.
С легкой руки Красина академик Крылов заделался по совместительству заправским и завзятым дипломатом. В этом щепетильном деле ему помогали огромный жизненный опыт, глубокое знание русской истории, не исключая и истории русской дипломатии, широкая осведомленность в вопросах международной экономики и торговли, в чем особенно ощущали пробелы наши молодые представители за рубежом. Не случайны приглашения Крылова, технического консультанта морской и железнодорожной миссий, на внутрипосольскне приемы в честь новых дипломатических представителей. Не случайны и его выступления на них, как, например, вот такое:
