«Ну, например, что я этот дом присвоил, украл. У какого-то еврея или еще кого-нибудь в этом роде. Нет, здесь никто бы не смог это сделать, потому что евреи тут никогда не жили».
Мать молчала.
«Вы, наверное, мне не верите?»
«Почему же я не должна вам верить?»
Наконец все улеглись. Мы проснулись, когда было совсем светло. Время от времени к нам приходили соседи Редлиха, дома которых не пострадали от бомбежек. Они приносили одежду и одеяла.
Нам принесли даже три термоса с жидким, но горячим кофе, который, впрочем, нам не понадобился. Старый Редлих спустился в подвал и что-то там долго чинил. Вернулся он с приятным известием — у нас опять есть горячая вода и теперь всем можно помыться.
Матери не надо было повторять дважды. Когда она, чистая и причесанная, вернулась в гараж, Редлих сообщил, что нам как пострадавшим от бомбежки нужно зарегистрироваться в полиции для получения нового жилья.
Мы с матерью на это сообщение не прореагировали. «Господи», — подумал я, — «опять эта тягомотина начнется!» У меня не было никакого желания снова оказаться в приемном пункте для пострадавших, устроенном в здании какой-нибудь школы или учреждения. Да и с сестрами из СС мне больше не хотелось связываться.
«Мне вполне удобно здесь, в гараже. Мы ведь и тут можем пожить некоторое время, пока нам не дадут какое-нибудь жилье» «Ничего другого нам, наверное, и не остается — отделение полиции тоже разбомбило. Во время последней бомбежки очень много погибших, которых невозможно идентифицировать, потому что они не были зарегистрированы».
Ближе к вечеру, когда мы с Рольфом собрались прогуляться по окрестностям, я вдруг увидел — по улице навстречу нам шла Мартхен.
«Мне почудилось!» — подумал я. — «Это не Мартхен. Это какая-то другая женщина, похожая на Мартхен».
Но это была Мартхен. Ее нос невозможно было спутать ни с каким другим.
«Мой нос единственный в своем роде», — говорила сама Мартхен.
«Добрый день!» — сказала она, приблизившись к нам.
Больше всего мне хотелось подбежать к ней, обнять ее, но я не знал, как она в присутствии Рольфа отнесется к этому.
«Это мой друг Рольф», — сказал я.
«Добрый день», — приветливо повторила Мартхен. Она стояла перед нами, критическим взглядом осматривая униформу Рольфа.
«Да-да», — сказал он. — «Не мешало бы ее почистить и погладить».
«Где твоя мама?» — спросила Мартхен.
«Что ей нужно от мамы?» — подумал я. — «Мама в гараже».
«В гараже?»
«Мы живем здесь уже давно, а вчера нас разбомбило», — продолжал я.
«Я бы очень хотела поговорить с твоей мамой. Сегодня утром мы услышали, что ночью бомбили Мальсдорф и Кепеник. Вот я и захотела посмотреть, как здесь обстоят дела».
«Бомбили довольно сильно», — сказал Рольф. — «Вот, видите — это был наш дом».
Он показал на развалины.
«А теперь мы живем в гараже. И нам вполне удобно», — закончил я.
«Не выдумывай! Долго жить в гараже невозможно!» — набросился на меня Рольф.
«Я тоже так думаю», — сказала Мартхен, направляясь к гаражу.
Мать уставилась на нее, как будто увидела привидение. Спустя мгновение она вскочила с места и бросилась Мартхен на шею.
«Ты жива, жива», — без конца повторяла она.
«Не беспокойся обо мне — вчера у нас было тихо. Зато здесь, наверное, сильно бомбили. Где вы были во время бомбежки?»
«В винном погребе», — ответил я.
Это было слишком даже для Мартхен.
«Я серьезно спрашиваю — где вы в это время были?»
«Они были в нашем подвале», — объяснил Рольф. — «У моего отца там хранятся бутылки с вином. А фрау Гемберг с Максом не хотели идти в бомбоубежище».
«А где же был ты?» — приветливо улыбнувшись, спросила Рольфа Мартхен.
«Я был на дне рождения».
В это время в гараж вошел старый Редлих. Мать сразу же представила ему Мартхен:
«Это наша очень близкая знакомая. Она услышала, что наш район бомбили, и решила справиться о нас».
Редлих пожал Мартхен руку.
«Не знаете, куда пропала Кэте Нихоф? Ведь она должна позаботиться о своих друзьях — ее дом еще цел!»
«Поэтому я и приехала сюда», — ответила Мартхен. — «Кэте срочно уехала к своей сестре. Она не смогла известить вас об этом».
Мать испуганно взглянула на Мартхен. Та незаметно покачала головой.
«Не знаю, встретилась ли Кэте со своей сестрой», — продолжала Мартхен. — «Во всяком случае, я разыскала вас. И если вы хотите, я возьму вас к себе».
Мать вздохнула. Она не хотела причинять боль старому Редлиху. Но ей очень хотелось уехать вместе с Мартхен, и Редлих видел это.
«Ну, тогда и тянуть с этим не нужно», — сказал он.
«Я живу в Каульсдорфе», — объяснила Мартхен. — «В крайнем случае, если не будет автобуса, мы доедем на электричке до Мальсдорфа. А оттуда уже недалеко».
Она с улыбкой посмотрела на меня, и я вспомнил, как в первый раз мы с матерью и Мартхен шли пешком к дому Карла Хотце.
«А разве вы не захотите когда-нибудь повидаться с нами?» — обернулся ко мне Редлих.
Я вопросительно взглянул на Мартхен. Она молчала. Я перевел взгляд на мать — та тоже ничего не отвечала.
«Сначала вы должны подыскать себе новое жилье», — попытался я выйти из неловкого положения.
«Но тогда мы тоже долго не будем знать, где ты», — сказал Рольф.
Я почувствовал, что он очень рассердился.
Старый Редлих закрыл дверь гаража и отдернул штору затемнения.
Мы, наверное, не должны знать, где вы будете жить. Ну что же, нам это понятно. И может быть, для нас это будет даже лучше. Во всяком случае, безопаснее. Всего вам доброго, и счастливо добраться!»
Он торжественно подал каждому из нас руку и вышел из гаража. Рольф притянул меня к себе.
«Господи! Да он же плачет!» — сообразил я.
Мартхен открыла свою сумку, достала карандаш и чистый листок бумаги и что-то написала на нем. Затем она протянула листок Рольфу.
«Теперь ты можешь с этим делать, что хочешь. А если ты приедешь к нам, одень что-нибудь неприметное, чтобы не слишком бросаться в глаза».
Схватив листок, Рольф опрометью выскочил из гаража.
Мы отправились в путь. Как и в прошлый раз, Мартхен легко прошла расстояние от вокзала. Но мать снова захромала, да и я порядком устал.
«Я вас везде искала, Лону спрашивала — может, вы дали ей знать о себе. Сначала я попыталась связаться с Кэте Нихоф. Но она бесследно исчезла. Я очень беспокоюсь за нее».
«Мы пришли к ней, потому что не хотели подвергать опасности еще кого-нибудь, кто связан с вами. А Лона ведь каждую вторую неделю у вас бывала!» — оправдывалась мать.
«Но вы же были у Радни на птицеферме. Конечно, вы сделали это от отчаяния, не понимая, что гестаповцы могут сразу и Гюнтера заподозрить — он ведь много лет был близким другом Карла».
