Ознакомительная версия.
Он считал лжецом того, кто говорил, что никогда не испытал страха на войне. Муж узнал, что такое страх в ту ночь в окружении хунхузов, но, по его словам, боялся не за себя, а за людей, за вверенный ему отряд, ведь они все до одного могли погибнуть.
Усмирение Боксерского восстания стало для генерала началом славы и тем самым породило еще большее число врагов и завистников. За эту кампанию он получил два креста Святого Георгия[42] – третьей и четвертой степени. Георгия третьей степени[43] он получил из рук генерала Гродекова, который снял этот крест со своей груди. Гродеков, в свою очередь, получил эту награду от генерала Скобелева. Тот также снял его со своей груди, вручая Гродекову.[44]
Муж очень дорожил этой реликвией и бережно ее хранил. В некоторых местах белая эмаль на этом кресте начала портиться, и генерал очень редко его надевал. Носил же постоянно другой, купленный им самим. На трех золотых краях «скобелевского» креста были выгравированы имена и фамилии имевших его генералов. Только один край награды был свободен от чьей-либо фамилии. Муж мой говорил, что ее никогда не будет, так как он никому не отдаст своего креста.
Очень жалею, что эта реликвия погибла во время революции. Муж мой дорожил только этими, редкими в то время Георгиевскими крестами. Став полным генералом, т. е. генералом от кавалерии,[45] он не раз говорил мне, что все остальные кресты и медали он ни во что не ставит. Называл их «иконостасом» на груди, когда приходилось носить полную форму со всеми орденами.
Как на иконостасе рисуют святых и самого Христа и Святую Матерь Его не с подлинников, а со случайных моделей – знакомых или близких художника, нередко с очень грешных и нечестных людей, и это не «настоящее», так и ордена. Их часто дают незаслуженно, по протекции. «Иконостас» на груди у многих говорит совсем не об их заслугах, храбрости или неустанных трудах, а о том, что им «бабушки ворожат» или они «за тётенькин хвостик держались». Муж говорил мне с глазу на глаз, что всегда рвался в бой, на войну, к победам. Говорил, что война – его стихия, что рожден воякой. Он работал, служил не за страх, а за совесть. Не для того, чтобы получить орден, крест, славу, а потому что у него была такая натура, и он глубоко любил Отечество, хотел, чтобы в Европе считались с Россией.
В жизни мой муж был скромен, прост, не любил роскоши, праздности и рутины. Был деятельный, энергичный, живой, находчивый, сам работал и умел заставить работать других. Хорошие солдаты и офицеры, умные и не лодыри его уважали и очень любили. Они знали, что генерал Ренненкампф всегда заметит и оценит их труд. Знали, что он справедлив и зорко, как орел, видит их всех и судит по правде.
Возвратившись с войны, генерал получил от Государя предложение командовать гвардейской бригадой в Петербурге. Тогда это было особой милостью Николая II[46] и особой честью. Муж мой, нимало не раздумывая, храбро и категорически отказался, не боясь неудовольствия Государя. Свой отказ он объяснил тем, что любит работать и заставляет работать всех своих подчиненных, невзирая на лица и титулы, а за малейший промах или неудачу взыскивает со всей строгостью. В качестве же командира гвардейской бригады ему пришлось бы считаться с маменькиными сынками и великими мира сего, а это – не в его характере. Да и Государю не дали бы покоя жалобами на то, что он мучает до смерти титулованных лиц маневрами и учениями. Не для него была такая служба. Государь улыбнулся. Очевидно, он и сам это понял, не рассердился и не настаивал на своей милости. Муж был назначен командовать 1-й отдельной кавал[ерийской] бригадой, стоявшей в городе Борисове.[47] Офицеры его очень любили за прямоту и за заботу о них. Много лет спустя, когда генерала уже не было с ними, они постоянно переписывались с ним и приезжали повидаться, спросить совета. Верили в него как в военного учителя и хорошего стратега.
В Борисове муж часто встречался с образованнейшим и умнейшим помещиком Колодеевым и с его старушкой-женой.[48] Их сближало поклонение военному таланту, можно сказать, гению – Наполеону.[49] Колодеев собрал роскошную библиотеку о Наполеоне: в ней было все, что о нем писали на русском, французском и других языках. Кроме того, у Колодеева имелись много собственноручных карт и планов великого полководца и коллекция разных предметов, относящихся к Наполеону. Муж и этот помещик много беседовали об императоре французов, много вместе читали, и это их очень сблизило. П. К. Ренненкампф оставался верным другом Колодеева до самой его смерти.
Всю коллекцию книг, карт и вещей Наполеона Колодеев незадолго до своей смерти пожертвовал России. Знаю, что его жена отвезла ее в Москву, и хранилось это сокровище в Кремле. Что стало с этим даром – не знаю. Жаль, если погибло или пошло на сигарки большевикам.[50]
Из рассказов моего мужа запомнилась еще одна удивительная история. У него был денщик-татарин, который ухаживал в конюшне за лошадьми. По непонятной для денщика причине лошади стали падать в теле, худеть и болеть. У татар же существует поверие – если убить еврея и закопать в конюшне, где болеют лошади, то все как рукой снимет, и лошади поправятся. Недолго думая и желая отличиться уходом за лошадьми, солдат ночью в пустынном месте подстерег еврея, убил его и закопал в конюшне под настилом из досок…
Дело это в один печальный день обнаружилось. Бедный даже не успел проверить ужасного поверья, не успел посмотреть, поправятся ли лошади от его средства. Солдат признался во всем, был отдан под суд и понес тяжелое наказание, а начальство, т. е. мой муж (в то время командующий бригадой), получил незаслуженный выговор от командующего корпусом. По его мнению, денщик совершил преступление потому, что не был должным образом воспитан. Вина, таким образом, отчасти падала и на моего мужа. Очевидно, командующий корпусом мало знал татар, их поверья и приметы, иначе он не сказал бы такого моему мужу.
Не прошло и нескольких месяцев, как командующий корпусом снова вызвал к себе моего мужа. Ренненкампф явился быстро, по форме одетым и ждал, не зная, в чем дело. Вошел все тот же командир корпуса, смущенно пожал руку моему мужу и извинился за свой недавний разнос из-за убийства еврея на пользу лошадиного здоровья. Он сказал, что погорячился и был неправ. Оказалось, что денщик командующего повесил еврея на люстре у него в квартире. Денщик слышал, как еврей поносил командующего, отказавшегося принять его мошенническую поставку фуража. Этот солдат также попал под суд.
Командующий просил моего мужа забыть эту историю и не сердиться на него, прибавив, что солдаты-татары слишком уж любят свое начальство, а сами за это гибнут.
Вскоре вспыхнула Русско-японская война, и генерал Ренненкампф отправился на фронт. Во время войны он был серьезно ранен в ногу на полтора сантиметра ниже колен[ного] сустава. Врач тут же осмотрел рану. Сапог нельзя было снять обычным способом, т. к. это причиняло боль. Пришлось его разрезать и отрезать кусок брюк, чтобы освободить ногу. Муж мой ни за что не хотел оставить японцам эти «трофеи» и велел их сжечь в его присутствии.
Досадное ранение лишило его возможности участвовать в сражении при Ляояне.[51] Оно заставило мужа на время оставить свои войска и лечь в госпиталь Крас[ного] Креста, где сестрой милосердия была жена его адъютанта Надежда Ивановна Гейзелер.[52] Потом, уже в Вильно, она рассказала мне о случае, который произошел при лечении генерала Ренненкампф а.[53]
После двух операций рана на ноге никак не заживала и гноилась из-за множества мелких осколков кости, оставшихся в ней от пулевого ранения. Но генерала мучило не это – он был очень терпелив. Он рвался в бой, к своим войскам, а рана не пускала его из госпиталя. Наконец, все очистили, и заживление пошло быстро. Муж мой обе операции перенес без хлороформа только потому, что из-за его нехватки солдат оперировали без наркоза. Он не хотел никаких преимуществ перед солдатиками и наотрез отказался от наркоза. Врачи были удивлены, но подчинились его требованию. Единственное, что он позволил себе, – это курить сигару во время мучительной операции.
Наконец, ему стали делать массаж и горячие ванны для ноги. Генерал тосковал по войскам и все торопил врачей и сестру милосердия. Он хотел быстрее выйти из лазарета. Раз даже не выдержал и просил на носилках отнести его к войскам, увидел их и немного успокоился. Это вызвало большой энтузиазм. Все были рады его видеть и поняли, что скоро он снова возглавит войска.
Вернувшись в лазарет, мой муж не мог дождаться, когда выберется из него. Он просил сестру Гейзелер приналечь на лечение, т. к. у него уже не было терпения оставаться праздным во время войны. Вот она и постаралась.
Ознакомительная версия.
