Еще из терминов. "Цинковать". Стучать особым образом (скажем, два или три раза) в стену камеры соседям, чтобы они принимали груз (по дороге). Те должны в свою очередь ответить, подтвердить, что все поняли - "отцинковать". "Отцинкуй в два-семь". Номера камер здесь называются именно так. Не "234", а "два-три-четыре". Так удобнее, чтобы потом по сто раз не переспрашивать. Особенно, когда на решках перекрикиваются.
- Два! - три! - четыре! Два!! - три!! - четыре!!
- Говори-говори!
Все! Узнали, что я здесь сижу! Началось. Где сижу? Сколько дали?
И пр., и пр. Ладно, потерпим. Тем более, что пришел старшой.
- Старшой! Старшой!
Голос дежурного:
- А у старшого большой?
Все сразу же умолкают.
- Старшой!
- Говори.
- Один-пять.
- Ну, говори-говори.
- Говорю.
- Щас пиздюлей получишь, будет тебе один-пять, на хуй!
("Один-пять" - это он назвался, что говорит из 15-й камеры.
Например: "Старшой! Один-пять воду включи!")
Дежурный (старшой) опять куда-то съебался.
- Один-три!
(Это уже мне.)
- Да!
- К тормозам подойди!
(Подойди к двери, чтобы слышнее было.)
Но тут, к счастью, вернулся старшой со шнырем. Открыли кормушку и вернули мне мою тряпку.
Чудеса, да и только!
Насчет "маляв". Я уже писал, что малява - это записка, обычно запаянная в целлофан. Т.е. бумажная записка тщательным образом сворачивается и упаковывается в целлофановую обертку из-под сигарет.
Края которой потом запаиваются на огне. Получается компактная, герметически затянутая в целлофан узкая бумажная полоска. На одной стороне обычно написано, кому (например, "Х 250 Диме", т.е. хата
250, Диме), а на другой - от кого ("Х 231", т.е. от хаты 231). Если хаты не соседние, то, чтобы попасть к адресату, малява, проходит через несколько хат. И в каждой написанная на ней информация тщательно фиксируется с указанием точного времени ее прохождения через данную хату. И, если малява до адресата не дошла и по пути где-то спалилась, начинаются разборки. Выясняется, где именно это произошло и пр. Точно так же передаются "грузы". Чай, сигареты и т.п. Малявы бывают обычные и разные там хитрые. "С сопроводом", "на строгом контроле" и пр. Но тут я еще сам толком не до конца разобрался, что к чему. Просто незачем было. Вникну при случае - напишу подробнее.
- Све-ет!
- А?
- Волчок чешется?
- Ага!
- Капуста.
Прокомментировал Леха из один-два. ("Капуста", как я понял из дальнейшего - дура, глупая женщина.)
Крыса что-то совсем исчезла. Не подает вообще никаких признаков жизни. Как будто ее здесь никогда и не было. Может, это оттого, что раньше я хлеб на полу держал (на бумаге), а вчера стал на полку класть? Но, как бы то ни было…
В сущности, карцер в условиях тюрьмы - это идеальный рабочий кабинет. В камере никого нет, никто не мешает. В шесть часов утра шконку подымают. Вот тебе стул, стол - сиди, работай. Если бы шконку не подымали, так бы весь день на ней и валялся в полном отупении.
Как в камере. А так - лечь нельзя, сидеть холодно, волей-неволей начинаешь ходить по камере. Через некоторое время согреваешься, оживаешь, мысли всякие появляются… В общем, процесс пошел! В самом деле, что ли, еще здесь остаться? Взять у адвоката пятьдесят рублей… единственное неудобство - позвонить отсюда нельзя.
О! Вспомнил, как миска по-тюремному называется. "Шленка".
В коридоре громко мяукает кошка, Господи, она-то что в карцере делает? Хотя, впрочем, "крыс и мышей ведь здесь…". Ага! Наверное, поэтому-то моя крыса и исчезла!
- Старшая!
- Ну, что ты кричишь? Не видишь, я пишу?
- Да как же я вижу?!
Ну вот…Кошка ушла, и крыса опять появилась. Прямо среди бела дня…
За стеной, в соседней камере - громкое рыдание. Истерика.
Взрослый мужчина, сорок восемь лет. Статья: "превышение служебных полномочий". (Значит, из начальников.) Рыдает прямо в голос: "За что?.. И так плохо, а теперь еще и в карцер посадили!" Всхлипывания разносятся по всему карцеру. Дежурная его утешает, как может. Через полчаса подходит еще раз: "Ну, как ты там? Все нормально?
Успокоился?" В ответ слышится лишь какое-то невнятное бормотание.
Вообще-то проявления подобного участия со стороны тюремного персонала, судя по всему, большая редкость. По крайней мере, на
Бутырке сокамерники рассказывали мне, как у них в камере "один повесился". "Приходим с прогулки, а он на шконке висит. Я, когда его снимал, он у меня еще в руках дернулся и вздохнул, еще живой был. А врач подошел, рукой над лицом провел и говорит: "Все, труп".
Никакого там искусственного дыхания, массажа… Даже не дотронулся.
На носилки положили и унесли".
А вот и подтверждение! Дежурная вызвала кого-то по телефону, вероятно, своего начальника. "Ну, чего тут? Какая истерика? По какому поводу?.. Да ты, блядь, на меня смотри! Я с тобой разговариваю, ебаный цвет! Поползновений никаких дурных не имеешь?
Смотри, а то на Бутырку увезем, а там еще хуже!.. Психиатра? Он только до пяти работает, а сейчас уже шесть!"
Впрочем, все это даже к лучшему. Воду, по крайней мере, теперь будут наверняка включать по первому требованию. Чтобы заключенных лишний раз не нервировать. А то вдруг, блядь, и у меня тоже истерика случится? Повешусь тут без воды на хуй!
Дежурная постоянно подходит к соседу. Проверяет, как он. "Ты чего там дымишь? (Сигареты в карцере запрещены.) Смотри, чтобы я тебя в последний раз видела!"
- Свет! А тебе какие мужики нравятся?
- Высокие.
- Вот я высокий. А глаза какие?
- Голубые.
- Вот у меня голубые.
Голос Лехи из один-пять:
- А звать тебя как?
- Ромка-бандит.
- А я думал, Хуйлио Иглесиас!
- Свет! А ты музыку любишь?
- Люблю.
- А слышала, как вчера пели?
- Слышала.
- Понравилось?
- Понравилось.
- Мне тоже понравилось.
Немного помолчав:
- Это я пел!
Так-так… Выяснилось, что "эта сторона теплая". Выходит, мне просто повезло.
- Свет? А ты принадлежишь к интеллектуальному большинству или к интеллектуальному меньшинству?
- А что это такое?
- Как что? Интеллектуальное меньшинство - это голубые и лесбиянки! А интеллектуальное большинство - это обычные люди, которые к противоположному полу равнодушны.
- Све-ет! Ну, мы часочек найдем?
- Найдем!
- Так ты еще не передумала?
Молчание.
- Свет? Ты еще не передумала?
Молчание. Другой голос:
- Она уже под впечатлением!
