Картины Гитлера видели немногие. Их репродукции не купишь в художественных салонах. Тем не менее о них принято рассуждать по старинному принципу «не видел, но осуждаю». Авторы многочисленных популярных книг обвиняют лидера Третьего рейха в том, что он писал «невыразительные, холодные акварели-открытки» и вообще был бездарен. Разумеется, определенная логика в их утверждениях есть: сама мысль о том, что злодей такого масштаба, виновный в миллионах и миллиардах смертей, мог делать что бы то ни было созидательное, противна человеческому рассудку. Именно поэтому, к примеру, было принято обвинять в бездарности императора Нерона – дескать, и голос у него был слабый и противный, и стихи он писал плохие.
О качестве пения рыжебородого римлянина мы, разумеется, судить не можем, да и из стихов его сохранился не то один, не то два отрывка. А вот творчество Гитлера вполне доступно. По крайней мере, дошло до наших дней в большом объеме. Всего, по оценкам историков, Гитлеру приписывается авторство около 3400 картин, эскизов и рисунков. Поэтому познакомиться с ними реально, причем для этого достаточно залезть в Интернет – в отличие от нацистской символики, под запретом они не находятся. К сведению желающих более подробно разобраться в этом вопросе – совсем недавно под заголовком «Художник против поэта» была опубликована сравнительная биография Гитлера и Сталина, принадлежащая перу молодого петербургского историка С. Кормилицына. В этой оставшейся почти незамеченной книге впервые было нарушено табу на публикацию гитлеровских картин. Сохранились и отзывы видевших картины будущего фюрера национал-социалистов в те времена, когда мысль о строительстве национального государства еще не пришла в голову юному Адольфу. То есть тогда, когда льстить ему было абсолютно бессмысленно, а демонизировать – тем более. Отзывы, скажем сразу, весьма и весьма противоречивые.
Так бездарным был Гитлер художником или вполне приличным? Ответ на этот вопрос дать довольно сложно, потому что искусствоведы, видя подпись автора на картине, сразу же становятся пристрастны и выдвигают оценки не полотна, а, скорее, личности автора, государства, которое он впоследствии возглавил, и войны, которую он развязал. Впрочем, даже в отношении куда менее одиозных личностей мнения экспертов редко бывают единодушными – по той простой причине, что, как говорит русская пословица, на вкус и цвет товарища нет, и оценка любого художественного произведения – дело весьма и весьма субъективное. Поэтому, вероятно, каждому предстоит решать этот вопрос для себя самостоятельно.
И все же давайте хотя бы на время откажемся от устоявшегося представления о Гитлере как о бездарном художнике. А для начала посмотрим на те факты его биографии, которые напрямую связаны с живописью.
Ремесло художника будущий «рейхсканцлер и фюрер германской нации» избрал еще в детстве. Надо сказать, что, по мнению большинства исследователей, рисовальщиком он был все-таки весьма неплохим, и художественный вкус имел, что называется, от бога. Малоизвестный факт – дизайн «Фольксвагена-жука», ставшего в послевоенные годы культовым автомобилем, был придуман именно им. Уже в зрелом возрасте, сидя в кафе с Альбертом Шпеером, он нацарапал ставшие знаменитыми очертания этой машины пером на салфетке. И воплощенный в металле «жук» вполне соответствует своему некогда бегло нарисованному образу. Разумеется, концерн «Фольксваген» после войны старался не акцентировать на этом внимание, равно как и на том, что своим происхождением он обязан именно Третьему рейху.
Было бы неправдой говорить о том, что Гитлер в течение всех своих детских лет целеустремленно шел к художественной карьере. Сперва Адольфом владела совсем иная мечта – о военной карьере. Что было вполне естественно: в любом государстве, где армия играет важную роль в жизни общества, мечта стать солдатом естественна для любого здорового мальчика. Тем более если учитывать атмосферу в обществе последних лет XIX века, буквально пропитанную милитаризмом, когда подвиги на поле боя считались едва ли не главным воплощением мужских качеств, а самой распространенной одеждой для мальчиков был матросский костюмчик. Но солдатами хотели стать все, а умел рисовать среди своих приятелей по детским играм один Адольф. А какой же мальчишка не хочет выделиться из толпы, продемонстрировать, что он лучше других хотя бы в чем-то?! Поэтому мысль о ремесле художника постепенно овладела Адольфом, и к подростковому возрасту он укрепился в этом намерении окончательно.
Все было бы хорошо, если бы подросток не поделился своими планами на жизнь с отцом. Алоиз Хидлер был человеком суровым и решительным. Выходец из крестьянской среды, он добился всего в своей жизни сам и очень гордился тем, что ему удалось стать государственным служащим – таможенным чиновником. Это и правда был очень почетный статус, особенно для провинции, предполагавший стабильный доход, уважение близких, социальные гарантии и так далее. Одним словом, прямая противоположность всему, что связано с непростой биографией большинства тогдашних художников. Поэтому детскую мечту сына о службе в армии он воспринял вполне спокойно, а вот решение зарабатывать себе на жизнь кистью и красками вызвало у него раздражение и гнев. Тем более что Адольф не просто хотел заниматься живописью в свободное от работы время, а выказывал открытое нежелание идти по стопам отца, не считал перспективу карьеры чиновника сколь бы то ни было заслуживающей внимания. «Пока планы отца сделать из меня государственного чиновника наталкивались только на мое принципиальное отвращение к профессии чиновника, конфликт не принимал острой формы, – вспоминал он. – Я мог не всегда возражать отцу и больше отмалчиваться. Мне было достаточно моей собственной внутренней решимости отказаться от этой карьеры, когда придет время. Это решение я принял и считал его непоколебимым. Пока я просто молчал, взаимоотношения с отцом были сносные. Хуже стало дело, когда мне пришлось начать противопоставлять свой собственный план плану отца, а это началось уже с 12-летнего возраста. Как это случилось, я и сам теперь не знаю, но в один прекрасный день мне стало вполне ясным, что я должен стать художником. Мои способности к рисованию были бесспорны – они же послужили одним из доводов для моего отца отдать меня в реальную школу. Но отец никогда не допускал и мысли, что это может стать моей профессией. Напротив! Когда я впервые, отклонив еще раз излюбленную идею отца, на вопрос, кем бы я сам хотел стать, сказал – художником, отец был поражен и изумлен до последней степени. «Рисовальщиком? Художником?» Ему показалось, что я рехнулся или он ослышался. Но когда я точно и ясно подтвердил ему свою мысль, он набросился на меня со всей решительностью своего характера. Об этом не может быть и речи. «Художником?! Нет, никогда, пока я жив!» Но так как сын в числе других черт унаследовал от отца и его упрямство, то с той же решительностью и упорством он повторил ему свой собственный ответ. Обе стороны остались при своем. Отец настаивал на своем «никогда!», а я еще и еще раз заявлял «непременно буду». Конечно, этот разговор имел невеселые последствия. Старик ожесточился против меня, а я, несмотря на мою любовь к отцу, – в свою очередь – против него. Отец запретил мне и думать о том, что я когда-либо получу образование художника. Я сделал один шаг дальше и заявил, что тогда я вообще ничему учиться не буду».
