В сем месте и не входя еще в прусские границы стояла армия опять целую неделю, отчасти дожидаясь назади еще идущей нашей кавалерии, отчасти брав время для разведание о неприятеле и о местах, куда нам иттить немедленно, в которое время на другой день прибыл к вам действительный генерал-майор гр. Петр Александрович Румянцов со всею кавалерией и кирасирскими полками, с которыми он из России шел чрез Польшу совсем иной дорогой.
В последующий день, т. е. 17 июля, пойман был уже прусский шпион, разъезжающий под видом польского шляхтича с собаками. Я думаю, он хохотал, увидев нашу трусость и излишние предосторожности. Его поймали наши казаки и провезли мимо нас к фельдмаршалу. Говорили тогда, что будто бы он был нерусский поручик с двумя солдатами. Через сие узнали мы, что и неприятель с своей стороны был не без дела, но брал равномерно некоторые, однако существеннейшие предосторожности.
18-го числа сделаны были в армии нашей опять новые распоряжения между полками. Некоторые полки назначены были в авангардный корпус, которому бы иттить всегда напорол, и команда над ним поручена была генерал-поручику Ливену, который у нас в армии почитался искуснейшие и разумнейшим генералом, а другие полки переведены были из бригады в бригаду. От нас отняли тогда также Нарвский и Выборгский полки, а на место их определили в бригаду, Белозерский и Бутырский. Богу известно, на что происходила тогда такая тасовка.
Сим кончился тогда весь наш поход через Польшу и дружескими землями, и как с сего времени начался в неприятельской, то дозвольте мне, любезный приятель, сии письмом сие кончить и проч.
В печатном издании От. Зап. 1850 г. т. LXXII стр. 262–263.
"Наконец 15-го числа пришли мы к польскому местечку Вербалову, которое было самое почти последнее до прусской земли. Так как мы сим образом к неприятельской земле совсем почти уже приблизились, то поставлен был лагерь всей армии опять вместе и баталион карреем; также употребляемы были уже все предосторожности. Перед Фронтом закинуты были у нас рогатки, как будто пруссаки были турки и татары и находились у нас уже на носу и без сей предосторожности могли нас всех перебить и покрошить в мелкие части, хотя они были от нас и весьма еще далеко. Но сего было еще не довольно; за рогатки сии на всякую ночь выводились еще превеликие бекеты при пушках и гаубицах. Ничто так нас не досадовало, как сии бекеты, в которых принуждены мы были ночевать в ружье и без палаток, которая предосторожность была совсем еще не нужна и служила только к приучению нас к военным трудам.
В сень месте, и не входя еще в прусские границы, стояла армия опять целую неделю, отчасти дожидаясь назади еще идущей нашей кавалерии, отчасти брав время для разведание о неприятеле и о местах, куда нам идти надлежало. На другой день прибыл к нам действительно генерал-майор гр. Петр Александровне Румянцов со всею кавалерией и кирасирскими полками, с которыми он из России шел через Польшу совсем другой дорогой.
В последующий день, т. е. 17 июля пойман был уже прусский шпион, разъезжавший под видом польского шляхтича с собаками. Я думаю, он удивился, увидев наши предосторожности. Его поймали наши казаки, и провезли мимо нас к фельдмаршалу. Говорили тогда, будто бы он был прусский поручик с двумя солдатами. Через сие узнали мы, что и неприятель, с своей стороны, был не без дела, го брал равномерно некоторые и существенные предосторожности.
18 числа сделано было в нашей армии опять новое распоряжение между полками. Некоторые полки назначены были в авангардный корпус, которому бы идти всегда наперед, и команде над ним поручена была генерал-поручику Ливену, который у нас в армии почитался искуснейшим и разумнейшим генералом, а другие полки переведены были из бригады в бригаду. От нас отняли тогда также Нарвский и Выборгский полки, а на место их определили Белозерский и Бутырский".
ЧастьIV, письмо 44 стр. 231 подлинной рукописи:
Первая тревога.
Любезный приятель, теперь приближился уже я к важнейшему пункту времени из всей тогдашней нашей кампании, или до пряных военных действий против неприятеля, ибо упомянутое до сего состояло по большей части только в единых стычках или маленьких и неважных сражениях, кои, как известно, не бывают никогда решительны и обращаются только обыкновенно обеими армиями в беспокойство, отягощение и впустую растерю людей. Или, короче сказать, теперь по порядку пришлось мне вам рассказывает о нашей Апраксинской баталии, о которой наслышались вы довольно, но подлинных, притом бывших происшествий верно не знаете. Но можно ли вам и знать, когда вы сами при том не были, а по одним слухам подлинно все знать ни коим образом неможно. Собственные примеры мне сие довольно доказали.
Совсем тем не дожидайтесь того, чтоб я вам сообщил в подробности все, при тои бывшие обстоятельства, но я наперед вам признаюсь, что мне самому все подробности оной не известны, несмотря на то, хотя я действительно сам при тои был и все своими глазами видел, да и можно ли такому маленькому человеку, каков я был тогда, знать все подробности, происходившие в армии в такое время, когда все находилось в превеликом замешательстве и когда мне, бывшему тогда но случаю ротным командиром, от места и от роты своей ни на шаг отлучиться было никуда не можно. Итак, не иное что остается, как сообщить вам то, что мне можно было самому видеть и что дошло до моего сведения. Армию в походе не инако, как с великим и многонародным городом сравнить можно, и котором человеку, находящемуся в одном углу конечно всего того в подробности знать не можно, что на другом краю делается и происходит, и я не надеюсь, чтоб кто-нибудь, не исключая и самих предводителей, мог все подробности при баталии в самой точности знать. Общее смятение и замешательство, шум, — вопли, пыль, густота дыма, а паче всего повсеместная опасность и тысяча других обстоятельств тому препятствовать могут. При таких обстоятельствах иное ли что остается, как сообщить вам только то, что случае допустил мне самому видеть или о чем с достоверностью мог я тогда слышать. Но как сия баталия была тогда одна, которую мне самому видеть случилось, то в награждение недостатка в прочем, постараюсь по крайней мере изобразить все, виденное мной, живейшим и подробнейшим образом, дабы вы могли все виденные мной происшествия вообразить себе наисовершеннейшим образом и получить об них такое понятие, как бы вы сами оное видели.
Но прежде приступления к собственному повествованию о баталии и т. д."
Часть IV, записок Болотова в печатном издании в Отеч. Записках т. LXXII, стр. 286.
Первая тревога.
