Справка. В конце 1941 года глава Советского государства Сталин И.В. беседовал с направляемым в Америку резидентом госбезопасности опытным разведчиком с 20-х годов В.М. Зарубиным. Среди обсуждаемых вопросов по разведработе в Штатах Сталин особо отметил: «…следить, чтобы Черчилль и американцы не заключили с Гитлером сепаративный мир и вместе не пошли против Советского Союза».
И такой момент в политике наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции разведка смогла выяснить и, получив документальное подтверждение, уведомить Кремль.
Речь идет о «плане Ренкина» (1943), принятого на заседании Комитета начальников объединенных штабов Англии и США в Квебеке (Канада) с участием президента Рузвельта и премьер-министра Черчилля. Это был момент, когда, стремясь добиться максимального ослабления Советской России в войне, американская сторона отложила открытие Второго фронта по вторжению в Европу до 1944 года.
Но готовность союзников к вторжению была усилена. Разрабатывались отдельные планы специальных операций в рамках пресловутого «плана Ренкина». Они предусматривали стремительный бросок американо-английских войск в Европу для захвата континента в момент резкого ослабления или внезапного краха фашистской Германии в результате наступления Красной Армии.
Главная суть «плана»: оккупация европейских стран, прежде всего Франции и Германии, с целью не допустить их освобождения Красной Армией. Введение в действие вариантов «плана Ренкина» становилось областью «военно-политических игр».
И этой упреждающей информацией снабдил советское руководство наш агент из лондонской резидентуры.
Для Советского Союза эпохальным и величественным был год 1947-й. В тот год были залечены первые раны, оставленные войной, и осенью уровень промышленного производства достиг довоенного. За сухими цифрами достижений стоял титанический труд народа по восстановлению сметенного и разрушенного войной хозяйства на западной территории СССР, где разыгрались исполинские сражения Великой Отечественной да и Второй мировой войны.
Жить было трудно. Проблемы были гигантскими. Но только собственными силами можно было прочно поставить на ноги страну, чтобы уверенно смотреть в будущее, быстрее вернуться к нормальной жизни народу-герою, вынесшему на своих плечах тяжелейшую войну в истории нашего государства.
В те годы только одна страна в мире располагала избыточными ресурсами — Соединенные Штаты. Казалось бы, США и СССР находились на войне в одном строю, однако американский и советский вклады в Победу оказались различными. Россия потеряла более 20 миллионов жизней. Американский историк Дж. Геддис в книге «Россия, Советский Союз и Соединенные Штаты» (1978) отмечал: «…на каждого американца, убитого на войне, приходилось пятьдесят умерших русских».
Разбогатевшая на войне Америка могла позволить себе собрать из разоренной Европы специалистов, основательно укрепив ими научно-техническое направление в жизни США. Так, в 1941 году бюджет страны на науку составлял 75 миллионов долларов, а к 1950 году — уже 2 миллиарда.
Открытый вызов, означавший призыв к началу «холодной войны» против СССР, прозвучал в известной речи бывшего британского премьер-министра Уинстона Черчилля, которую он произнес в американском городе Фултон 5 марта 1946 года. Черчилль призвал создать «братскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке», создать военный блок в противовес СССР и его послевоенным союзникам. Он призвал применить силу против СССР и немедленно, пока Советский Союз еще не создал свое атомное оружие.
Для советского правительства такая постановка вопроса не была неожиданностью. В Москве знали, что Черчилль в этом выступлении реализовал установку в отношении СССР, которую он и американский президент Ф. Рузвельт конфиденциально обсуждали при общении на Тегеранской (1943) и Потсдамской (1945) конференциях. Советская разведка вовремя информировала Кремль о возникновении замыслов конфронтации в послевоенной Европе по поводу устройства мира [1].
Почему против Советского Союза готовился превентивный атомный удар? Расчет был прост: Страна Советов истощена и обессилена войной, разрушены тысячи городов, деревень. По мнению Черчилля, сокрушение СССР не представляло трудности.
С резкой отповедью на заявление Черчилля в Фултоне выступил Иосиф Сталин. В интервью газете «Правда» он сказал: «По сути дела, господин Черчилль стоит на позиции поджигателей войны. И господин Черчилль здесь не одинок — у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки». Далее говорилось, что своим выступлением Черчилль поразительно напомнил германского фюрера: «Гитлер начал дело развязывания войны с того, что люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию… По сути дела, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно — в противном случае неизбежна война… Несомненно, что установка господина Черчилля есть установка на войну, призыв к войне против СССР».
В Фултоне присутствовал американский президент Гарри Трумэн. Вскоре по его указанию был подготовлен обширный доклад «Американская политика в отношении Советского Союза», где излагались основные принципы и мотивы готовящейся войны. В докладе говорилось следующее:
«Соединенные Штаты должны говорить языком силы… Надо указать советскому правительству, что мы располагаем достаточной силой не только для отражения нападения, но и для быстрого сокрушения СССР в войне… США должны быть готовы вести атомную и бактериологическую войну… Война против СССР будет «тотальной» и куда в более страшном смысле, чем любая прошедшая война».
Советская внешняя разведка немедленно переправила этот конфиденциальный доклад-концепцию в Москву. В Кремле знали, что уже в сентябре 1945 года Соединенные Штаты стали проводить в отношении своего бывшего в войне союзника линию «на ужесточение подхода к Советской Республике». В беседе со Сталиным делегация американских сенаторов потребовала от Советского Союза «в обмен на американский заем поменять систему правления и отказаться от своей сферы влияния в Восточной Европе».
Высшее военное командование американских Вооруженных сил задолго до окончания Второй мировой войны определилось с «потенциальным противником». Исходной посылкой стало умозаключение на основе фактов, поддающихся количественному учету, — какое государство окажется, помимо США, наиболее сильным в послевоенном мире. Таковым мог быть только Советский Союз. «Враг» был назван не по его намерениям, а по «мускульным» возможностям вести войну. И американцы стали решительным образом укреплять антикоммунизм как идеологию, придав ему осязаемость в глазах официального Вашингтона.
