Пока мы все это рассматривали, к нам присоединился владелец соседней фермы, высокий рыжебородый человек, серьезный и рассудительный.
— «У них был тяжелый бой этим утром. — сказал он. — С того самого понедельника (Черного Понедельника этой войны) не было такой стрельбы. Но на этом они сегодня, похоже, закончили». Поглощенные этой далекой драмой, тем более завораживающей, что значение и исход ее были неясны и загадочны, мы стояли, выделяясь на фоне неба, и тут наш разговор был неожиданно прерван. Сзади, из-за гребня холма, вынырнули двое всадников. В сотне ярдах слева трое или четверо спешились среди скал. Еще трое появились с другой стороны. Мы были окружены, правда, не бурами, а наталийскими карабинерами.
— «Взяли вас, я думаю, — сказал прибывший сержант. — Будьте любезны сообщить, кто вы». Мы предъявили наши пропуска и объяснили патрулю, что мы совсем не те, кого следовало бы брать в плен. Сержант был разочарован, но утешился, когда его сфотографировали «для лондонских газет». Мы поспешили принять приглашение фермера на ленч. «Всего лишь грубая простая пища, — сказал он, — но вы, наверное, привыкли переваривать такое».
Ферма стояла на углу холма, ниже по склону, недалеко от его вершины. Это был просторный дом с каменными стенами и крышей из рифленого железа, окруженный несколькими сараями и пристройками. Четыре или пять голубых камедных деревьев давали немного тени и вносили некоторое разнообразие в этот ровный, покрытый травой пейзаж. У входа нас встретили две женщины, жена и сестра хозяина. За превосходным ленчем мы многое обсудили с этими добрыми людьми, говорили о том, что нация на этот раз решила покончить с бесконечными раздорами между британцами и бурами.
— «Мы всегда знали, — сказал фермер, — что это должно кончиться войной, так оно и случилось, и я не могу сказать, что жалею об этом. Но война нам дорого обойдется. Я здесь единственный на двадцать миль не оставил свою ферму. Конечно, здесь мы беззащитны. В любой день могут явиться голландцы. Нас они, может быть, и не убьют, но разграбят и сожгут все вокруг, а это все, что у меня есть в этом мире. Я проработал здесь пятнадцать лет и я сказал себе, что мы остаемся, а уж там — будь что будет».
Мы двинулись обратно, поскольку дело шло к вечеру, а в сумерках опасно наткнуться на пикеты. К настоящему времени [352] военная ситуация сложилась, несомненно, серьезная и критическая. Война шла уже три недели. Армия, которая должна была защищать Наталь и способная, как полагали, отбросить противника с большими потерями, оказалась запертой и обстрелянной в собственном укрепленном лагере. Почти в каждом пункте вдоль границ буры наступали, а британцы отступали. Всюду, где мы пытались занять оборонительную позицию, нас окружали. Буры взяли в плен более 1200 живых и здоровых британцев, число постыдно несоразмерное по сравнению со списком потерь и с тем количеством буров, которых захватили мы. Все это, в первую очередь, свидетельствует о нашей неготовности. А то, что мы оказались не готовы, — следствие деятельности в Англии тех, кто прилагал все усилия, чтобы создать препятствия на пути правительства, кто смеялся над самой возможностью агрессии со стороны буров, кто выставлял любую предосторожность, принимавшуюся для защиты колоний, в качестве намеренной провокации и вызова Трансваалю. Кроме того, мы серьезно недооценили силы буров. Эти военные республики в течение десяти лет копили боеприпасы. Окруженные золотыми приисками, они пять лет вооружались и готовились к борьбе. Весьма примечательно, что этим невежественным крестьянским общинам хватило ума и предприимчивости привлечь на свою сторону хороших советчиков и использовать экспертов при решении всех вопросов, связанных с вооружением и ведением войны.
Их артиллерия уступает нам только в численности. Вчера я посетил Коленсо, отправившись туда на бронепоезде. В одном из брошенных редутов, построенных британцами, я нашел две коробки со шрапнелью и зарядами. Буры не потрудились взять их. У них пушки более позднего образца, и они используют снаряды, в которых заряд и боеголовка соединены вместе, как в ружейном патроне. Впервые в истории войн используемая комбинация — тяжелая артиллерия и мощная кавалерия — оказалась внушительной и эффективной. Мужество, выдержка врага и его уверенность в своих силах не менее удивительны. Короче говоря, мы весьма недооценили их военную мощь.
Но возвратимся к Эсткорту. Его гарнизона явно недостаточно для защиты от буров. Если враг нападет, войскам придется отступать к Питермарицбургу хотя бы уже по той причине, [353] что они являются единственной силой, которую можно использовать для защиты надежной оборонительной линии, возведенной вокруг города. За пределами Ледисмита так мало кавалерии, что буры могут совершать рейды во всех направлениях. В момент, когда я пишу эти строки, ситуацию спасает, по моему мнению, только крайняя самоуверенность противника. Они сконцентрировали все свои усилия на Ледисмите и надеются принудить его к сдаче. Однако можно с уверенностью сказать, что город способен продержаться еще не меньше месяца. Силы подкрепления уже в пути, в море. Железнодорожное сообщение с берегом поддерживается. Даже сейчас строятся запасные ветки и готовятся поезда для перевозки войск. Вот чем следовало бы сейчас заняться бурам, и они вполне способны заставить нас отступить к Питермарицбургу, уничтожить железную дорогу, взорвать мосты. Все это может задержать продвижение армии, идущей на помощь Ледисмиту, и тогда у них будет больше шансов превратить Ледисмит во вторую Саратогу. Мы опасаемся этого с прошлой субботы. Но прошла почти неделя, а они ничего не предприняли. Почему? Я думаю, в какой-то мере это связано с тем, что они опасаются разлива реки Тугела позади своих рейдерских отрядов, что отрезало бы им путь к отступлению. Но в какой-то мере, возможно, это следствие рассудительных и уверенных действий генерала Вольфа Мюррея, того, как он обращается со своими войсками, — постоянные рекогносцировки создают иллюзию наличия значительных сил. Но что бы ни говорили по этому поводу, мы стоим перед фактом — враг не уничтожает железную дорогу, потому что не боится наших подкреплений, не верит, что их будет много, потому что он уверен — сколько бы их ни пришло, он сумеет разбить их. Именно поэтому они сохраняют дорогу так же тщательно, как и мы, и охраняют мосты. По этой дороге будут снабжаться их войска во время похода через Наталь к морю. После того, что они уже совершили, было бы глупо смеяться над их планами.
Претория, 20 ноября 1899 г.
Неделю назад я описал рекогносцировочную экспедицию в эсткортском бронепоезде и указал на многие дефекты в его конструкции, делающие использование этой неудачной военной [354] машины крайне опасным. Они столь очевидны всем, кто был связан с этим делом, что в лагере бронепоезд прозвали «смертельной ловушкой Вильсона».
