Сохранился карандашный портрет Мессинга, сделанный тогда Натальей Михайловной. На его обороте Михаил Васильевич написал: «В. Г. Мессинг 16.I.64 во время чтения первых глав его рукописи». Это — одно из немногих документальных свидетельств, точно датирующее время работы Мессинга над его мемуарами. Кстати сказать, по свидетельству Натальи Михайловны, Мессинг был неприхотлив в быту, ел всё — и рыбу, и мясо, и овощи, и фрукты. Это опровергает утверждения некоторых людей, якобы знавших Мессинга, о том, что он был вегетарианцем и никогда не ел мяса.
Интересно, что упомянутый дочерью Хвастунова разговор о времени почти дословно воспроизведен в первой части романа Михаила Голубкова «Миусская площадь». Там о времени в 1930-е годы рассуждают советский дипломат Константин Грачев и немец-инженер Вальтер фон Штайн, зашедшие на новоселье к сотруднице Константина, студентке Анне. Вальтер прихватил с собой бутылку вина, которую и подарил Анне, хотя как будто не мог заранее знать о своей встрече с Грачевым, как и о том, что тот пригласит его с собой в гости к Анне:
«— Это невозможно даже теоретически. Мы с вами познакомились несколько часов назад. Вы не имели ни малейшей возможности знать о моей случайной встрече с Анной и о ее приглашении… даже если взять во внимание ваше странное признание. Решение прийти к Анне, да еще вдвоем с вами, возникло спонтанно, когда мы спускались по лестнице наркомата. Как можно знать то, чего еще попросту нет.
— Я точно не могу вам сказать, но кое-какие соображения у меня есть… если они не покажутся вам совсем бредовыми. Видите ли, мы ведь живем в мире иллюзий, и, возможно, самая большая иллюзия — это время. Возможно, что времени-то и нет. То есть нет прошлого, которое вроде бы за нашей спиной, нет будущего, которое вроде бы впереди. То есть они существуют, но, как бы это выразиться, одновременно. То, что было, никуда не ушло, а существует рядом с нами, и будущее тоже есть, и тоже рядом. Время, с позволения сказать, превращается в пространство, если встать на такую точку зрения, а мы с вами как бы идем по этому пространству в строго определенном направлении — из прошлого в будущее. Но некоторым иногда удается, ну, не то чтобы погулять по этому пространству, самим выбирая маршруты, хотя возможно и такое, а чуть-чуть заглянуть вперед, увидеть нечто вроде тропинки, по которой направляешься. Вот и у меня что-то похожее подчас получается. Как вам такая гипотеза?
Странное чувство завладело Константином Алексеевичем: это было чувство рыбака, в самое сердце которого отдается рывок удилища с крупной рыбиной, и одновременно это было что-то похожее на то, что, скорее всего, чувствует карп или сом, заглатывая наживку и ощущая во рту или в горле острие крючка, который еще, как кажется, можно и выплюнуть. Он чувствовал себя и охотником, и жертвой одновременно и не мог понять: ему ли улыбнулась удача встретить человека, который, возможно, мог понять загадки Ганусена, или же он будет помогать кому-то что-то понять в скрытой от него игре.
— Да, все это очень интересно: физика времени, Эйнштейн, теория относительности, — несколько небрежно проговорил Константин Алексеевич, но небрежность получилась наигранной. — Как жаль, что я не понимаю языка формул!
— Ах, Константин Алексеевич, Константин Алексеевич! Пусть сегодня будет день, когда я с вами откровенен, но не имею шансов на взаимную откровенность. Я подожду — ведь будет и завтра, и послезавтра. И, заглядывая вперед, — вдруг я и сейчас могу это сделать, разглядеть, что там, на тропке будущего, куда мы с вами направляемся? — скажу: я терпелив, и терпение мое вознаградится… Нет, вы только подумайте, какие чудесные перспективы открываются перед всеми нами: ведь если мы видим будущее, мы можем его изменить, поправить по своему усмотрению. Ну, скажем, два серьезных человека, русский и немец, молодых и сильных, прагматически мыслящих, патриотически настроенных, имеющие кое-какие возможности в своих ведомствах, смогут заглянуть вперед и кое-что подправить, совсем чуть-чуть. А то ведь дела могут совсем не в ту сторону пойти, а, Константин Алексеевич?
Ах ты, бестия белокурая! А то ты не знаешь, что все это уже есть! Что коллеги твои уже давно пристроили этого несчастного Ганусена к твоему Гитлеру и что есть сил внушают через него, что захотят!»
Действительно, попытки объяснить феномен ясновидения, точного предсказания событий будущего и определения действительного хода событий прошлого, о которых ясновидец вроде бы ничего не должен знать, обычно основываются на представлениях о времени как об особом измерении, в которое могут заглядывать лишь обладатели крайне редко встречающихся специфических способностей (говоря языком мистики — посвященные). Здесь приходит на память роман британского писателя Эдварда Бульвер-Литтона «Грядущая раса». В этом научно-фантастическом произведении описана подземная цивилизация Врил-Йа, создатели которой овладели таинственной энергией «врил» (Vril). Главный герой книги — спелеолог, то есть исследователь пещер. Во время одного из путешествий он проваливается в трещину и оказывается в подземном мире, населенном могущественным племенем сверхлюдей Врил-Йа, которые имеют доступ к этой волшебной энергии, с помощью которой можно лечить любые болезни, читать мысли, а при необходимости — уничтожить все человечество. Многие читатели приняли эту фантазию всерьез, и легенды о всемогущем тайном обществе «Врил» бытуют вплоть до наших дней.
В дальнейшем идеи Бульвер-Литтона получили развитие в трудах тех, кто считал, что энергия электромагнитных волн может передавать человеческие мысли, которые таким образом можно улавливать любо с помощью специально сконструированных приборов, либо с использованием уникальных способностей отдельных людей. Эти идеи также вдохновили советского писателя-фантаста Александра Беляева на создание романа «Властелин мира», о котором мы еще поговорим далее в этой книге.
Пока же вернемся к роману «Миусская площадь». Цель предстоящей командировки Константина Грачева в Германию как раз и заключается в том, чтобы собрать информацию о ясновидце Ганусене и вступить с ним в контакт.
Диалог Константина и Вальтера о времени продолжается в поезде по дороге в Берлин:
«— Однако вы, Константин Алексеевич, нарушили свое правило — не курить до еды.
— Дорога настраивает и вносит другой ритм, время в дороге по-другому течет…
— Вот-вот, время, это вы очень точно заметили, — оживился Вальтер. Впрочем, как может течь то, чего нет?
— Чего нет? Времени нет?
— Конечно! Вы его можете пощупать, потрогать? Определить, наконец, что это такое? Может быть, это чистая умозрительность? Почему мы представляем себе будущее где-то впереди нас, а японцы думают, что оно позади? И кто из нас прав — мы или они? Впрочем, бог с ним, со временем — давайте хоть выпьем под хорошую папироску! — Костя невольно бросил взгляд на пиджак Вальтера, думая увидеть под полой бутылку вина. — Ну уж нет, на сей раз обойдемся без фокусов для дам. В этот раз ничего фантастического не будет происходить, я же прекрасно знал, что предстоит поезд, а в поезде я предпочитаю ехать с бутылочкой хорошего коньяка.
