Ознакомительная версия.
Дикое ржанье раненых лошадей било по нервам, в вагоне, где они стояли, все было забрызгано кровью. Одну лошадь взрывом выбросило из вагона на насыпь. "Батюшки! У ней и передних ног нет! - с ужасом пронеслось в голове у Набеля. - Надо пристрелить беднягу". Гоняясь за басмачами в пустынях Туркестана, он не раз видел смерть, но за последние годы отвык от крови, поэтому кобура его пистолета расстегнулась не так быстро, как раньше.
- Ну, стреляй, что смотришь! - услышал он сзади чей-то голос.
- Не могу, пистолет заело.
В глазах лошади застыло такое страдание, что Набель никак не мог заставить себя выстрелить в нее. Наконец, он все же нажал на курок, и, не глядя под ноги, побежал прочь, с трудом сдерживая нервную дрожь.
Горели вагоны, но их никто не тушил. Все были так потрясены внезапной бомбежкой, что не знали, за что браться.
- Вагон со снарядами загорелся! - раздался чей-то крик.
Через несколько минут раздался страшный протяжный взрыв, и, когда Набель оглянулся, то увидел вместо этого вагона огромную, густо дымящуюся воронку. Куски горящего дерева и металла разлетелись по сторонам, от них загорелось еще несколько вагонов, и Набель, уткнувшись лицом в землю и весь сжавшись, ждал взрывов еще несколько минут.
Наконец, наступила тишина, потом стали слышны голоса и команды, кое-где слышался нервный, неестественный смех. Набель встал и снова принялся отряхиваться. Рядом все еще лежал боец, закрыв лицо руками.
- Эй, парень, вставай. Или контузило?
Капитан Набель взял его за руку и вздрогнул: на лице была огромная кровавая яма.
Через час бойцы, так и не доехавшие до фронта, были похоронены, сгоревшие вагоны отцеплены и сброшены под насыпь, и эшелон снова медленно покатился к фронту. Двадцать человек батальон Лебедева похоронил в Калуге, когда там бомба попала в вагон. Казалось, это был такой глубокий тыл, что стыдно погибать... И вот еще братская могила, куда легли тридцать так и не выстреливших ни разу во врага бойцов.
К вечеру эшелон остановился у какого-то полустанка.
- Почему стоим? - залезая на подножку паровоза, прокричал капитан Лебедев.
- Дальше не повезем. Фронт совсем близко, - ответил машинист.
- Сколько отсюда до Орши?
- Километров шестьдесят, не меньше, - ответил пожилой усатый машинист. - И топливо у нас кончилось, капитан.
- Ты мне не темни! Впереди нас сколько эшелонов прошло!
- Прошло-то прошло, да обратно никого. Слышите, где уже гремит? Нет, дальше не повезем. Ты понимаешь, что я могу тебя прямо под танки привезти? взорвался машинист.
- Если их авиация впереди бомбит, то фронт еще далеко. Ты сводку слыхал?
- Слыхал. Немцы еще позавчера были у Борисова и Могилева, а сейчас кто знает где. Ведь как прут-то!
К паровозу подошел лейтенант Корнилин, адъютант старший батальона, жилистый, небольшого роста парень с тонкими чертами лица.
Капитан Лебедев спрыгнул с подножки паровоза.
- Боятся дальше ехать, да и говорят, что топливо у них кончилось.
- Товарищ капитан, я на гражданке помощником машиниста работал, как раз на "щуке". Разрешите, я сам поведу. Так вернее будет. А топливо - долго ли шпал напилить, вон их, целые штабеля лежат.
"Конечно, надо помаленьку ехать, не топать же еще с полсотни километров, - думал капитан Лебедев, - А если на танки напоремся? Нет, рискнуть стоит".
Пока бойцы пилили шпалы на топливо, лейтенант Корнилин осваивался в кабине машиниста. Помощник машиниста и кочегар незаметно ушли, но старый машинист в последний момент решил все же остаться.
- Корнилин! Лукьян, трогай, браток! - крикнул капитан Лебедев и побежал к первой теплушке.
Поздно вечером эшелон с батальоном был на станции Зубры. Оттуда хотели ехать и дальше, на Оршу, но комендант божился, что там уже немцы, и Лебедев решил разгружаться.
- Ну, Корнилин, молодец ты! Теперь нам главное - найти своих из дивизии. Комендант говорит, что до нас тут был эшелон, он спрашивал, откуда - арзамасцы. Наши, значит. Командиров рот ко мне. Проследи, чтобы в вагонах ничего не оставили. Я буду на станции. Охранение из четвертой роты поставь.
- Алексей Александрович! Срочно! - выходя из резко затормозившей машины и отряхивая пилотку от пыли, позвал полковник Гришин своего начальника штаба Яманова. - Получен приказ командующего фронтом: сдать свои позиции соседям и выводить дивизию в Сухари, это километров двадцать восточнее Могилева. Переходим в тринадцатую армию. Сегодня у нас какое число? Восьмое? - и после паузы Гришин глубоко вздохнул. - Убит командующий тринадцатой армией генерал Филатов. Заступил генерал Ремизов...
- Командующий армией убит? - недоверчиво переспросил Яманов, но тут же о деле. - Сдать позиции соседям, а самим в тыл? Ведь здесь и так фронт в нитку. Немцы к Орше подходят, здесь могут быть и завтра.
- Приказ. Там виднее.
- Какая хоть в целом обстановка на нашем направлении, что-нибудь удалось уточнить?
- В штабе армии и сами толком ничего не знают, - зло ответил Гришин. Все только в общих чертах. Там нет и половины работников штаба, эти-то еле вырвались из-под Минска. Да еще командующий убит... Дали ориентировку, а сколько у Гудериана дивизий - узнавайте сами. Западнее Минска две наши армии в окружении. Вот такие, брат, дела... Кто у нас еще прибыл, пока меня не было?
- Да никого больше! Имеем пять батальонов пехоты и два дивизиона артиллерии, не считая полковой. Дороги бомбят, везде заторы. Корниенко и Фроленков прибыли, но у обоих пока только по батальону. Растеряем дивизию, Иван Тихонович. Плохо дело. Штаб нашего корпуса тоже еще не прибыл?
- Нет еще. Да-а, дела... Голова в Орше, а хвост, наверное, еще и Москву не прошел. Долго, долго собираемся, - Гришин устало потер лоб ладонями, встряхнулся. - Так. Готовь приказ на марш в Сухари.
Яманов достал карту, и они быстро набросали маршруты движения.
- Соседям дай знать немедленно, - сказал полковник Гришин. - У тебя еще есть связь с теми, кто в Зубрах? Пусть все наши части, которые будут прибывать туда, направляют в Сухари, и как можно скорей. Да, придется потопать: почти семьдесят километров до этих Сухарей. Пошли ко мне Кузьмина, я в машине буду, сутки ничего не ел.
Восьмой месяц командовал Иван Гришин 137-й стрелковой дивизией, и какая дивизия ему досталась! Счел за честь ее принять, когда предложили, хотя до этого занимал должность более высокую - начальника отдела боевой подготовки Московского военного округа. Сам ее готовил к прошлогодним наркомовским учениям, и подготовил, надо думать, неплохо: орден Красной Звезды получил, именные золотые часы от наркома, а дивизия - сразу два переходящих Красных Знамени от округа и от наркомата обороны.
"Дивизия сколоченная, вооружение, оснащение - как положено, люди замечательные, а в бой, наверное, придется вступать сходу и по частям, думал Иван Тихонович. - Эх, не так все представлялось... Разве могли предполагать, что столько потеряем еще по дороге. Хотя бы еще неделю сроку! Главное - кулак собрать. А тут опять переброска, и так все запутано до предела. Еще и воевать не начали, а нервов уже натрепали. Явно, что участок фронта, на который мы прибыли - наиглавнейший. Для Гудериана - прямая дорога на Москву. Но до чего же быстро он продвигается...".
Ознакомительная версия.
