А Редькин тихо, подавляя внутреннее волнение, как бы убеждал самого себя:
— Не отдавать же все это добро врагу. Теперь у нас одна задача: вывезти все оборудование на Восток и возможно быстрее наладить производство на Урале и в Сибири. Это для нас главное.
Мы попрощались.
В комитет я вернулся в большом возбуждении. Мне принесли постановление о выплате всем эвакуируемым по двухмесячному окладу. Значит, все-таки едем.
Решено было, что часть сотрудников во главе с заместителем председателя комитета А. Н. Буровым останется в Москве. Буров будет представлять комитет и явится нашим уполномоченным. Эта небольшая группа сотрудников продолжит работу здесь. Конечно, требовалось скоординировать работу этой группы с теми, кто уедет. Все-таки от Барнаула до Москвы очень далеко, и еще неизвестно, как будет работать телефонная связь.
Но вот, кажется, все закончено. И можно было трогаться в путь.
Уже были назначены лица, ответственные за выполнение отдельных мероприятий, связанных с перемещением комитета в Барнаул и устройством сотрудников и их семей на новом месте. В город на Алтае уехали в качестве квартирмейстеров два сотрудника комитета. При содействии местных органов власти они должны были подыскать дом для самого комитета, а также жилье для сотрудников. В обязанность этих работников входило на месте установить, куда, по какому адресу по приезде в Барнаул направится каждая семья. Как раз в этот момент в комитете появился его председатель П. М. Зернов. Был он недолго, сообщил нам далеко не радужные сведения о положении в пограничных областях и республиках и самое главное — сказал, что он получил ответственное задание Государственного Комитета Обороны и делами Комитета стандартов теперь заниматься не сможет, поэтому обязанности председателя комитета возлагает на меня, как на первого заместителя. Это усложнило мои и без того сложные обязанности.
Интенсивно, не теряя времени, мы стали готовиться к выезду в Барнаул. Да и как было не торопиться — на сборы нам дали фактически сутки! У меня в распоряжении был один день — воскресенье, и я решил во что бы то ни стало привезти из Ягодного дочь. Ягодное — в Рязанской области. Не такой уж большой, но и не малый путь. В воскресенье на рассвете я сел рядом с шофером, и мы тронулись в путь.
На всем пути, как только мы выехали из Москвы, нигде не было никаких примет и свидетельств, что идет война. В Рязани тоже мирно, спокойно, только на одной улице я увидел окна, перекрещенные белыми полосками бумаги. Утро было чудесное, небо безоблачное, чистый воздух, напоенный запахами цветов и леса, и тишина — все это никак не вязалось с войной и ее ужасами. А в Москве уже несколько раз объявлялась воздушная тревога. Однажды сирена загудела ночью. Я вернулся очень поздно, только заснул, и вдруг — сигнал! Убежище было под домом. Всей семьей с пятого этажа мы поспешили в подвал.
Спускаться с пятого этажа с детьми и старухой — матерью жены, которой шел семьдесят шестой год, было нелегко. А нас торопили: скорее, скорее. В убежище тесно, трудно повернуться, дышать тяжело. Жена сказала: «Я в эту мышеловку больше не пойду».
И вот теперь я за пределами Москвы, где нет ни тревог, ни нервного напряжения. А может быть, здесь в этих местах война еще и не сказалась на людях? В тот же день я узнал, что это не так.
В Рязани нам объяснили, по каким дорогам следует ехать, чтобы добраться до села Ягодного, где были размещены московские школьники.
— Вот поезжайте по этой дороге, доберетесь до села, — и нам сказали его название, — оно километров сорок будет от Рязани, а там еще раз спросите, как лучше всего добраться до Ягодного. Дороги у нас не бог весть какие, а там, поближе к Ягодному, лучше знают, как проехать. А то так застрянете, что и трактором не вытащишь.
Мы поблагодарили за объяснения и поехали дальше.
Приехав в село, где нам посоветовали еще раз справиться о дороге, мы остановились у избы, возле которой стояли, о чем-то беседуя, два мужика.
Я вышел из машины и спросил, как добраться до Ягодного. Мужики переглянулись.
Затем один из них, долговязый, худой, с редкой черной бородкой, пожевал губами и сказал:
— Что-то и не знаю, где это Ягодное находится. Второй, приземистый крепыш, мотнул как-то по особому головой долговязому, и тот заторопился;
— Ну, я пойду, что ли.
А оставшийся с нами крепыш стал вспоминать:
— Как же туда вам лучше проехать будет? Вот сейчас я попробую вам растолковать, — а сам косит и косит глазами в ту сторону, куда отправился первый.
Я невольно также взглянул в том направлении и увидел, как долговязый стрелой летел по улице и буквально ворвался в один из домов, даже не закрыв за собой дверь.
Из дома он вышел уже с человеком в милицейской фуражке. Оба стали быстро приближаться к нам.
Тот же, кто продолжал разговор с нами, увидев приближающихся, сразу переменил тон.
— А зачем вам это село нужно? — строго спросил он меня.
Подошел долговязый с милиционером. Милиционер попросил меня предъявить документы. Я вынул свое совнаркомовское удостоверение, подписанное Молотовым и управляющим делами Совнаркома Чадаевым, и показал ему.
Он, видимо, впервые видел такое удостоверение и совершенно не знал, что делать.
— Может быть, мы пройдем вон к тому дому. Вы знаете, теперь военное время. Там с вами поговорят, — сказал он.
Я попросил шофера, чтобы он подождал меня, а сам с милиционером направился к дому, из которого Он вышел.
Это было здание сельсовета.
Милиционер ввел меня в комнату, где за столом сидел человек в штатском. Приложив руку к козырьку фуражки, милиционер сказал:
— Вот доставил, как вы приказали.
Человек в штатском поднялся из-за стола, поздоровался со мной и спросил:
— Можно посмотреть ваши документы?
Я вновь вынул свое удостоверение и предъявил ему. Он внимательно посмотрел его и, возвращая, задал новый вопрос:
— Почему вы на пикапе-то едете?
Так вот в чем дело! Теперь я понял все. Комитетские легковые машины мы сдали на нужды армии, единственное, чем я мог воспользоваться для поездки, был старенький пикап. Он-то и смутил и навел на подозрение бдительных товарищей. Вдруг в селе появляется человек с удостоверением, подписанным председателем Совнаркома. Появляется он почему-то не на легковой машине, а на обшарпанном пикапе. Ну, разве это не повод для подозрения?
Я тут же объяснил, как и почему я еду в Ягодное. Человек из сельсовета оказался разумным. Он извинился за причиненное беспокойство и посоветовал никого больше о дороге не расспрашивать.
