Издавая в 1930 г. «Записные книжки Ал. Блока», Медведев, уже рискуя, сохранил подлежавшие исключению и замене принятым многоточием записи Блока о Мейере (арестованном 11 декабря 1928 года по делу о «Воскресении», первоначально приговоренному к расстрелу и в то время находившемуся на Соловках).
«Ключевой идеей эстетики „Записок Передвижного театра“ следует признать идею соборности искусства, выдвинутую Вячеславом Ивановым, который „как мыслитель и как личность“, по словам Бахтина, „имел колоссальное значение“».[76] Медведев считал Вяч. Иванова «провозвестником новой эры соборного, всенародного творчества»[77], «крупнейшим нашим современником».[78] Однако, по его мнению, «передвижники» пришли к «соборности» вполне самостоятельно.[79]
«Это действительно „новое“ сознание, оно не вне личности, это не роевое сознание „хора“, в котором определенность лица, растворяясь, исчезает. Им только усвоен хоровой принцип равноправия всех сознаний. Но одновременно им усвоен и принцип личностного самоопределения, завоеванный уединенным сознанием в борьбе против авторитарности», — пишет далее В. И. Тюпа.[80]
Крэйг Брандист, многолетний исследователь российских научных архивов, нынешний руководитель международного Бахтинского центра, стремится «рассмотреть идеи Бахтина именно как существенный вклад в диалог, протекавший внутри научных институций и школ и между ними — в конкретный исторический момент». «Значимость этого общего диалога» представляется исследователю даже «более существенной, чем значение наследия самого Бахтина».[81] Но одно не существует без другого, как не может оно существовать без наследия Медведева, нашедшего истоки «теории общения» в творческом пути Льва Толстого, контекст своей мысли — в наследии Н. Михайловского, В. Соловьева, Ап. Григорьева — до А. Блока, М. Пришвина и О. Мандельштама включительно. В упоминавшейся анкете Зубовского института в 1924 г. Медведев писал: «Наиболее часто мои мысли перекликаются с А. Н. Веселовским, Оск. Вальцелем, Г. Лансоном, Ап. Григорьевым и В. М. Жирмунским». К этим именам следует присоединить множество других, встречающихся в его публикациях и материалах — от В. Чудовского, Г. Шпета и Г. Ви-нокура до формалистов, с работами которых он знакомил своих витебских коллег.[82] Не стоит забывать и того, что философско-эстетическое наследие «молодого ученого» Бахтина стало доступно благодаря его книге о Достоевском, изданной Медведевым в 1929 г., а жизнь Бахтина была спасена связями Медведева с А. Н. Толстым, М. Горьким и А. Луначарским.[83] Это не умаляет значения позднейшей деятельности бахтинского окружения 1960-х гг., но свидетельствует о преемственности усилий.
В докладе на XIII Бахтинской конференции[84] мы вплотную подошли к обоснованию диалогического феномена «Круга», показав психологическое, социальное и творческое лицо его полифонии. Сегодня, усилиями ряда исследователей, «Круг» уже перестает быть лишь биографической подробностью жизни Бахтина, он предстает как самостоятельный культурный феномен. «Я не могу обойтись без другого, не могу стать самим собою без другого; я должен найти себя в другом, найдя другого в себе (во взаимоотражении, во взаимоприятии)».[85] В этих и других персональных свидетельствах Бахтина (в начале и в конце его творческого пути) коренится вершинная ступень межличностного духовно-интеллектуального общения — явление, осмысленное Бахтиным и обоснованное им в философии диалога и полифонии, в творчестве Ф. М. Достоевского, в его теории авторства. В «Круге М. М. Бахтина» это интеллектуальное явление получило реальное, жизненное и творческое воплощение.[86] В этом — смысл и «секрет» феномена.
Подводя итоги XIV Международной Бахтинской конференции в Италии (июль 2011), профессор Г. Л. Тульчинский сосредоточился на философском содержании и значении многочисленных докладов. «Прежде всего, — по его словам, — это относится к идее диалогичности смыслообразования, выработанной М. М. Бахтиным. <…> Как следствие, на конференции четко выразилась переоценка отношений М. Бахтина и „его окружения“. Если еще недавно М. Бахтин выступал как своеобразный культурный герой, „основавший то-то“, „давший начало тому-то“, которому приписывалось авторство работ Волошинова и Медведева, то теперь уже становится ясным, что „бахтинский круг“, <…> как подчеркнул А. Понцио (Университет Бари, Италия), — это было неформальное сообщество интеллектуалов, интенсивно общавшихся, обсуждавших общие темы и проблемы, читавших тексты друг друга, высказывая свои соображения о прочитанном. По мнению С. Падильи (Федеральный университет Мато Гроссо, Бразилия), немалую роль в этом играло неформальное обыденное общение. И у каждого из участников этого общения был свой голос, который со временем звучит все отчетливее и весомее. <…> Речь идет о круге талантливейших российских интеллектуалов, ярких творческих личностей, пытавшихся не только выжить и работать в условиях жесткого идеологического давления и репрессий, реализуя опыт отечественной и европейской научной, философской и религиозной мысли, но и <…> возможности социологического подхода к сознанию и языку, гипертрофированного советским марксизмом».[87]
«Если определить „мыслительный коллектив“ как сообщество людей, взаимно обменивающихся идеями или поддерживающих интеллектуальное взаимодействие, то он станет в наших глазах единицей развития какой-либо сферы мышления, определенного уровня знания и культуры».[88] «Первая философия» Бахтина, «социологическая поэтика» Медведева, «социолингвистика» Волошинова — это звенья одной интеллектуальной цепи.
«В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде. Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения»[89], — считал выдающийся мыслитель, лидер творческого содружества единомышленников — «Круга Б. М. В.».[90]
XIV Международная Бахтинская конференция (Италия, Бертиноро, 2011). Публикуемая статья написана на основе пленарного доклада на этой конференции.
