Погода стоит типично летняя. Дует слабый ветерок, море тронуто небольшой зыбью, идущей от турецких берегов. Сопровождаемые нами теплоходы ее почти не чувствуют, а тральщик качает изрядно. Но экипаж привык к любой качке, моряки спокойно работают на своих постах.
На траверзе мыса Лукулл встречаемся с подводной лодкой «М-34», находящейся в надводном положении. «Малютка» проходит совсем близко, и я разглядываю в бинокль выражение лица ее командира капитан–лейтенанта Николая Ивановича Голованова. Мы с ним вместе учились. Наши семьи крепко дружили. И я не думал, что вижу Николая в последний раз. Через несколько дней его лодка уйдет на боевое задание к румынским берегам и погибнет на вражеской мине.
На подходе к Тарханкуту на «Абхазии» взвился на рее тревожный сигнал: «Вышел из строя один из главных двигателей, скорость имею шесть узлов».
Дело плохо. Таким ходом до Одессы будем ползти более суток. Тут уж наверняка не избежать воздействия авиации противника. Годлевский принимает решение: эсминцу с теплоходом «Крым» идти прежней скоростью, а «Щиту» следовать с «Абхазией». Полагаю, что выход найден правильный. Нет никакого смысла всему конвою подвергаться дополнительной опасности.
Вот уже скоро час, как мы идем малым ходом. Эсминец и «Крым» уже растаяли за голубой линией горизонта. Справа медленно плывут низкие берега западной части Крыма. Шесть узлов — это около одиннадцати километров в час. Положение наше скверное. Нервы у всех напряжены, но никто не показывает виду. Корабль в любой миг готов вступить в схватку с врагом.
Вот на «Абхазии» поднят новый сигнал: «Машину исправили, увеличиваем ход». Замечаю, что люди на корабле сразу повеселели.
От мыса Тарханкут ложимся на новый курс. Вскоре за кормой скрывается берег. Только белая башня маяка еще виднеется над горизонтом. Но и она постепенно исчезает в голубом мареве.
— Левый борт, курсовой сто градусов, группа самолетов! — резко звучит голос сигнальщика старшины 2‑й статьи Петра Кривенко.
Вскидываю бинокль — шесть «юнкерсов» идут на «Абхазию». Приказываю поднять на мачте сигнал «Самолеты противника в воздухе» и поворачиваю тральщик курсом на них. На теплоходе заметили наш сигнал, и расчеты трех зенитных орудий и трех пулеметов тоже изготовились к бою.
«Юнкерсы» уже близко, отдаю команду открыть огонь. Лейтенант Бережной дублирует ее расчетам зенитных средств.
До сих пор нашим комендорам приходилось стрелять главным образом по высоколетящим целям в районе Севастополя. Там гитлеровские летчики предпочитали летать вне досягаемости малокалиберных орудий. Сегодня же все обстоит по–иному: самолеты идут сравнительно низко, полагаясь, видимо, на слабость зенитной обороны конвоя.
Лейтенанту Бережному трудновато управлять огнем: артиллерия–то трех калибров — 100, 45 и 37 мм. Кроме того, у нас есть и крупнокалиберные пулеметы. Такая разношерстность зенитных средств не позволяет добиться высокой эффективности огня. Да и средств этих у нас не так много. Поэтому в нашем положении лучшим способом отражения вражеской атаки служит заградительный огонь. Пока самолеты идут низко, стомиллиметровка тоже может стрелять по ним.
Старшина 1‑й статьи Филипп Трачук, командир нашей сотки, первым открывает огонь, и перед фонарем головного самолета возникают коричневые хлопки. Шрапнельный снаряд ставит на пути «юнкерсов» сноп осколков и пуль. Фашист не выдерживает, сворачивает влево. Тем временем заговорили и остальные наши орудия. Вместе с зенитками «Абхазии» они образуют довольно плотную огневую завесу перед самолетами.
Гитлеровцы заметались, сбились с боевого курса. Но это еще не конец боя: «юнкерсы» опять заходят, теперь уже с разных курсовых углов. Четыре бомбардировщика нацеливаются на «Абхазию», два других — на «Щит».
Бережной приказывает Трачуку держать под огнем самолеты, атакующие теплоход, я же начинаю маневрирование, чтобы избежать прямого попадания бомб в тральщик. Капитан «Абхазии» тоже резко меняет курсы, а зенитки теплохода, расположенные на корме и на баке, наращивают темп стрельбы.
Мы снова убеждаемся, что маневрирование очень и очень выручает. Если его выполнять с умом, расчетливо, то гитлеровские летчики вынуждены вести бомбометание как попало, не целясь. Конечно, неплохо бы мощным зенитным огнем загнать «юнкерсы» повыше, и это нам в конце концов удается. Правда, теперь снаряды наших 37‑мм автоматов уже не достают противника, но и он не может наносить удары наверняка. Расстояние в три–четыре тысячи метров дает нам большие возможности для уклонения от бомб. Когда «юнкерс» переходит в пике, корабль успевает резко отвернуть в сторону или застопорить машины. Уловив момент отделения бомб от самолета, я внимательно наблюдаю за направлением их падения, чтобы произвести нужный маневр. Но важно своевременным маневром помешать фашистскому летчику лечь на боевой курс, вынудить его либо отказаться от продолжения атаки, либо сбросить бомбы на авось, без прицеливания. Самолет при пикировании резко снижается, подставляет себя под огонь наших зениток и даже крупнокалиберных пулеметов.
Все это мы в полной мере учитывали в боях с вражескими самолетами позже, по мере накопления боевого опыта. Теперь же действовали скорее всего по интуиции. К тому же фашистские летчики не проявили большого упорства и решительности. Сбросив бомбы с некрутого пикирования, они ушли в сторону берега. А некоторые самолеты и в пике–то не вышли, расшвыряв боеприпасы с горизонтального полета. Словом, в теплоход и тральщик не попала ни одна из бомб.
Это наш успех. Ведь бомба, особенно крупнокалиберная, при разрыве даже вблизи от борта причиняет корпусу корабля какие–то повреждения — и ударной волной, и осколками. Помнится, во время одного из налетов вражеских самолетов в районе Севастополя небольшой осколок авиабомбы, разорвавшейся примерно в трехстах метрах от корабля, словно ножом срезал леерную стойку и, утратив силу, упал мне под ноги.
Итак, бой с «юнкерсами» закончился. Тральщик подошел к теплоходу, и я в мегафон спросил у капитана, нет ли потерь и повреждений. Не скрою: я с волнением ждал ответа. Ведь на борту «Абхазии» до полка пехотинцев с оружием, около 1000 тонн боеприпасов. Капитан М. И. Белуха доложил, что все обошлось благополучно, и высоко отозвался о действиях зенитчиков, о выдержке и мужестве экипажа «Абхазии», состоявшего целиком из моряков торгового флота.
Я спустился с мостика к орудийным расчетам и поблагодарил комендоров за отличную стрельбу. Кое–кто из них сокрушался, что не удалось сбить ни одного «юнкерса».
