— А за что тебя судили?
— Ты слышал про типографию «Христианин», которая печатает Евангелие. Все Евангелия, отпечатанные в этой типографии, считались запрещенной антисоветской литературой. Я со своей тринадцатилетней дочкой занимался транспортировкой Евангелий. Однажды приехал домой, а жена говорит, что у нас был обыск в доме и чемодан с Евангелиями забрали. За это меня и судили по 209 статье, обвинили в распространении запрещенной литературы, которая действует на психику человека. Мне дали три года и нас с женой лишили родительских прав. Так я и не знаю судьбу моих детей, где они сейчас.
Из письма Женя узнал, что когда его жена вернулась домой после суда, детей дома уже не было. Подогнали автобус и детей увезли. Старушки, которые присматривали за детьми, подняли крик. Двое из приехавших объяснили, что отец потребовал привезти детей попрощаться. Зое никто не говорит, куда их увезли, по всей стране их тайно ищут верующие. Старшую Танечку нашли за двести километров, жена уже ездила к ней. А недавно мне сообщили, что нашли малютку Леночку, ей сейчас полтора годика.
Как-то на прогулке Женя дал мне письмо.
— Прочитай, браток.
«Дорогой Женечка, сообщаю тебе радость, у нас родился сынок и я назвала его твоим именем. Женя. И еще одна радость — друзья разыскали всех деток, они находятся в интернатах по разным городам, но я была только у меньшей, Леночки. Меня пустили с условием, что я не буду с нею говорить, а только посмотрю со стороны. Леночка игралась во дворе, там было много таких же малышей, как и она. Я не смогла удержать слез, но заведующая предупредила: «Не терроризируй детей, к чему слезы?» Я ответила: «Не могу удержаться, это же моя доченька, Леночка». Леночка услышала мой голос и закричала: «Мама! Мама!» — Женечка, пойми сам, мое состояние.
Заведующая тоже заплакала и разрешила подержать Леночку на руках, свидание было только пятнадцать минут. Пусть Бог тебя благословит. Целую, твоя любящая жена Зоя».
Я отдал ему письмо, а перед глазами стояли мои дети, их у меня тоже осталось шесть.
— Не печалься, Женя, как-то все устроится. Ведь нас тоже решением исполкома лишили родительских прав, но мои пока еще дома. Варя рассказывала на свидании, как она прятала детей при виде любой машины. Соседи у нас хорошие, дают приют моим детям. Витю и Таню в школу не пускала до тех пор, пока директор школы не пообещала, что без жены детей в детдом не отправят.
Как будто все успокоилось, но с сентября детей опять начали оформлять в детский дом, в это время уже и третий сын Толик пошел в школу. Вспоминается один случай, который Таня мне рассказывала на свидании, была она тогда в третьем классе. Приехали в школу корреспонденты из газеты. Директор школы вызвала ее к себе в кабинет для беседы. Двое мужчин и женщина, директор школы, решили убедить эту десятилетнюю девчонку, в том, что нет Бога.
— Ты веришь в Бога, а ты Его когда-нибудь видела?
— Я и Ленина никогда не видела, но все равно верю, что он был.
После такого сравнения они на несколько минут потеряли дар речи. Часа два они пытались убедить ее отказаться от Бога и согласиться жить в детдоме, где о Боге никто и вспоминать не будет. В конце концов директор школы не выдержала, что они не могут справиться с какой-то девчонкой. Она схватила Таню за косы, а волосы у нее были густые и длинные, ниже пояса, намотала себе на руку и выволокла ее из кабинета. Потом толкнула ее ногой и приказала идти в класс. Но она пошла в класс к младшему Толику, позвала его и они вдвоем убежали из школы.
Но еще больше на свидании меня расстроила Наташа.
Она устроилась спать возле батареи и ни в какую не хотела уходить оттуда, заявив, что здесь теплей, чем у нас дома. А когда нас строем стали уводить из комнаты свиданий, она просила заключенных спрятать ее между ними, чтоб ей можно было жить там, где и папа. Когда же ее не пустили, она подняла такой крик, что уже и надзиратели не выдержали, приказали мне успокоить ребенка. Я пообещал ей, что когда я освобожусь, то даже домой не буду заезжать, сразу заберу ее из детского садика. Она успокоилась, молча пошла к маме. Я сильно не придал значение этому обещанию, просто хотел ее успокоить. Не знаю, как она запомнила день моего освобождения, но в тот день воспитатели детского сада, где она вместе с Петей находилась в круглосуточной группе, не могли уложить их спать. Она всем заявила, что папа все равно за ней придет, хоть и ночью. Мог ли я думать, что она даже ночью ждала и не теряла надежды?
Но наша Советская власть не могла даже по-человечески из тюрьмы освободить людей, даже этот день им надо отравить. Ждали меня с утра. Дети уселись возле автобусной остановки на камне и целый день просидели там. Мама не могла их уговорить даже покушать. Борщ, который приготовили для встречи папы, прокис. А выпустили меня только в восемь вечера, после окончания рабочего дня, когда все начальство уходило домой. Домой я приехал ночью и каково же было мое удивление, когда на остановке я увидел своих детей.
Как легко решались судьбы людей, но нелегко переносить это. Был издан закон — искоренять все святое, искоренять Церкви, но слова Иисуса Христа верны. Он сказал: «и врата ада не одолеют Ее (Церковь)», — Церковь будет существовать! Какие бы законы ни были на земле, но Церковь Христова есть и будет.
«Вы дайте им есть!»
(От Марка 6,37}
