Три суданских батальона противостояли теперь всей ярости дервишей, атаковавших со стороны Керрери. Храбрость этих черных солдат была не менее примечательна, чем их дикий способ вести стрельбу. В страшном возбуждении они палили куда попало не целясь, думая лишь о том, чтобы спустить курок, перезарядить винтовку и выстрелить снова. Тщетно британские офицеры пытались успокоить этих импульсивных солдат. Тщетно они обращались к ним по имени или, отобрав у них ружья, сами пытались их навести. Беспорядочная стрельба полностью вышла из-под контроля. Вскоре боеприпасы у них стали подходить к концу, солдаты стали оборачиваться и просить еще патронов, которые офицеры выдавали им по два или по три, надеясь сдержать и успокоить их. Но все было тщетно. Они тут же расстреливали их и требовали еще. Тем временем, хотя они и несли большие потери от прицельного огня трех артиллерийских батарей, восьми пулеметов Максима и, в меньшей степени, от беспорядочного огня суданцев, огромные толпы дервишей подходили все ближе, и столкновение казалось неизбежным. Храбрые черные солдаты с радостью приготовились встретить удар, несмотря на огромное численное превосходство противника. Боеприпасы подошли к [299] концу. Во всей бригаде осталось не более трех патронов на человека. Батареи открыли беглый огонь картечью. Но дервиши продолжали наступать, и уцелевшие в передовых шеренгах атакующих находились уже менее чем в ста ярдах от нас. За ними двигались оба зеленых знамени, развевавшиеся над катившимися вперед огромными толпами вооруженных людей, уже предвкушавших скорую победу.
В этот момент подошел Линкольнширский полк. Как только передовая рота вышла на правый фланг бригады Макдональда, она образовала линию и открыла беглый огонь наискось вдоль фронта суданцев. Передовые группы дервишей, по два-три человека каждая, уже были в ста ярдах от нас. Следовавшие за ними огромные толпы приблизились на расстояние в 300 ярдов. Эта стрельба вразброс продолжалась в течение двух минут, пока весь полк разворачивался. В результате были уничтожены передовые группы арабов. Потери при разворачивании составили около дюжины человек, включая полковника Слоггетта, который получил пулю в грудь в тот момент, когда пытался помочь раненому. Затем последовал приказ вести огонь залпами. Дисциплина в полку была отличной, и неорганизованная стрельба немедленно прекратилась. Батальон с точностью механизма перешел на стрельбу залпами, которой были хорошо обучены его солдаты, и к которой как нельзя более подходили их винтовки. Каждый из них сделал примерно по шестьдесят выстрелов, в результате чего атака была окончательно отбита.
Кавалерия у дервишей была слабой, на поле боя находилось не более 2000 всадников. Около 400 из них, в основном люди из свиты разных эмиров, образовали иррегулярный полк, сражавшийся под знаменем Али Вад-Хелу. Когда эти всадники увидели, что никаких надежд на победу не осталось, они сомкнули ряды и атаковали левый фланг бригады Макдональда. Они атаковали с дистанции в 500 ярдов, и каким бы беспорядочным ни был огонь суданцев, стало очевидно, что надежды на успех у атакующих нет. Тем не менее, даже не имея в руках никакого оружия, они нахлестывали коней, несясь навстречу верной смерти. Все они были убиты и пали, как только вошли в зону огня, и их коричневые тела покрыли песчаную равнину. Только несколько потерявших всадников коней прорвались сквозь ряды нашей пехоты. [300]
После того, как атака со стороны Керрери была отбита, вся англо-египетская армия повела наступление на запад, растянувшись в линию почти на две мили. Штыками и артиллерийским огнем дервиши были оттеснены в пустыню, где у них не было возможности перегруппироваться и перестроиться. В половине двенадцатого сэр Герберт Китчинер сложил свой полевой бинокль и, заметив, что, по его мнению, враг получил «хорошую взбучку», приказал бригадам продолжить прерванный марш на Омдурман.
Тем временем великая армия дервишей, которая на рассвете шла в наступление с таким мужеством и с такой уверенностью в победе, бежала, полностью разбитая, преследуемая египетской кавалерией и 21-м уланским полком, потеряв более 9000 воинов убитыми и еще больше ранеными. Так закончилось сражение при Омдурмане — наиболее яркий триумф современной военной науки над толпами варваров.
И вот, когда халифа Абдулла увидел, что последняя армия, которая у него оставалась, разбита, что все его атаки потерпели неудачу, и что тысячи его храбрейших воинов убиты, он поспешно покинул поле боя и, вернувшись в город, стал, как храбрый и упорный воин, готовиться к его обороне и, как человек благоразумный, обеспечил себе путь к отступлению на тот случай, если дальнейшее сопротивление окажется невозможным. Он приказал бить в свой огромный военный барабан и трубить в омбью, и в последний раз эти пронзительные звуки разнеслись по улицам Омдурмана. На них никто не откликнулся. Арабы понимали, что все потеряно. Кроме того, возвращаться в город было и трудно и опасно.
Как только стало ясно, что мы принимаем капитуляцию отдельных солдат, дервиши стали приходить и складывать оружие — сперва по двое или по трое, затем дюжинами, затем целыми отрядами. Тем временем те, кто все же решил бежать, совершали широкий обход, чтобы ускользнуть от нашей кавалерии, и непрерывным потоком текли мимо нашего фронта на расстоянии [301] около мили. Разоружение и конвоирование пленных задержало наше наступление, и тысячи дервишей успели удрать с поля боя. Но действия кавалерии и то давление, которое она оказывала, вытесняли остатки разбитой армии в пустыню, поэтому на обратном пути дервиши миновали Омдурман и, не обращая внимания на призывы халифы защищать город и на приказы своих эмиров, продолжали двигаться на юг. Несколько отрядов спешившихся кавалеристов преследовали этих беженцев, постоянно обстреливая из карабинов тех, кто не желал остановиться и сдаться в плен. Но вся эта толпа продолжала разбегаться под перекрестным огнем, и не менее 20 000 дервишей сумели ускользнуть. Некоторые из них были по-прежнему настроены весьма воинственно и продолжали отвечать на наш огонь, к счастью, с очень большого расстояния. Для 300 улан было бы безумием приближаться к этим огромным толпам, и нам пришлось довольствоваться перестрелкой.
Тем временем наступление армии на Омдурман продолжалось. Вскоре мы увидели внушительные ряды пехоты, поднимающейся на барханы около Сургэма и затем спускающейся вниз на равнину, лежащую между холмами и городом. Высоко над центром бригады колыхалось черное знамя халифы, а небольшое красное пятнышко под ним отмечало местонахождение штаба. Темные массы людей продолжали медленно двигаться через равнину, пока мы обстреливали бегущих арабов. В двенадцать часов мы увидели, что они остановились у реки, примерно в трех милях от города. Нам был доставлен приказ присоединиться к ним, и, поскольку солнце пекло немилосердно, день тянулся медленно, а все мы устали и проголодались, мы не особенно сожалели об этом. Остатки армии дервишей продолжали свое отступление без дальнейших помех.
