Глава X
Фронда принцев
Казалось, война должна была сплотить императорскую фамилию. Как сплотила она русское либеральное общество, которое на первых порах отказалось от борьбы с властью и по примеру французов провозгласило «священное единение».
Увы, императорский дом мгновенно превратился в «банку с пауками». Война лишь подхлестнула ущемленные амбиции. Потерявшие власть и влияние великие князья почувствовали, что война – последний шанс вернуть утраченные позиции. Ведь все они были военными, причем в немалых чинах.
Но война – это всегда интриги. Армия всегда недовольна тылом, боевые офицеры – штабными, командующие фронтов – Ставкой, командующие армиями – командующими фронтов и так до последнего солдата, которому надоел слишком строгий фельдфебель.
Николай II не любил, когда родственники докучали просьбами. «Это было досадной помехой, а порой и прямо противоречило государственным интересам, но это «надо было делать», – вспоминает начальник канцелярии министерства двора Мосолов, отлично знавший эту кухню. – Не могло быть и речи о том, чтобы обидеть какого-нибудь дядюшку или племянника. Кроме того, царь надеялся, что пройдет какое-то время, прежде чем получивший дар вновь обратится с какой-либо новой просьбой»[345].
К досаде царя, во время войны просьбы полились непрерывным и нескончаемым потоком. Каждый считает, что его обошли назначением. У каждого есть свои любимые и нелюбимые генералы, которых нужно продвигать или задвигать. Один рвется на фронт, другой в тыл. Если бы Николай II занимался только родственниками – и то голова пошла бы кругом. У всех – затаенные обиды, задетое самолюбие и ревность. Причем у многих – еще с давних времен.
Обиды и породили великокняжескую фронду. Потом уже добавилась политика, чтобы придать веса недовольству. Если думская оппозиция оформилась летом 15-го, то великокняжеская – только осенью 16-го. Конечно, два года перед этим их высочества тоже не сидели тихо. Но их претензии носили сугубо личный характер, никакой хоть сколько-либо внятной программы даже под микроскопом не обнаружить. К тому же дрязги между собой мешали августейшим особам объединить усилия. У каждого высочества был свой путь в оппозицию.
Нельзя сказать, чтобы во время мировой войны великие князья отметились ратными подвигами. По большей части они состояли при штабах, вручали награды и инспектировали. Разве что Дмитрий Павлович и Александр Михайлович по праву заслужили Георгиевские кресты.
Но Дмитрий, получив крест, вскоре покинул действующую армию и большую часть времени проводил в Ставке или в Петрограде. Павел Александрович был прав, когда сокрушался, что его сын в Ставке заважничал. Однажды Дмитрий обнаглел до того, что не стал посылать телеграмму царя, адресованную земскому съезду, потому что ему не понравился ее резкий тон. Царю, в свою очередь, не понравилось, что его адъютант решает, какую телеграмму посылать, а какую нет. Великого князя на время удалили из Ставки.
В Петрограде Дмитрий тоже зря времени не терял. Частенько наведывался в Гатчину, где закрутил роман с женой другого георгиевского кавалера и своего двоюродного брата Михаила Александровича. Наталья Сергеевна старше Дмитрия на 11 лет. Она ласково называет его Ландышем. «Я была ужасно рада повидать милого Ландыша. Я его нежно, нежно люблю. Ведь у меня никакого веселья для него нет, если он ездит сюда, то только для того, чтобы видеть меня, значит, я ему нравлюсь, и победить такое сердце – это очень, очень много». Сражавшийся на передовой Михаил Александрович был, разумеется, не в восторге от таких писем. Тем более он командовал Дикой дивизией, а горцы, как известно, народ ревнивый. «Если ты хоть немного вникаешь в смысл этих нескольких фраз, которые ты мне написала, – отвечает жене великий князь, – ты сама хорошо поймешь, как больно ты мне сделала этим…»[346]
Осенью 1916 года, когда Михаил был тяжело болен, его адъютанты обсуждали между собой, что «Н. С. Брасова нисколько не бережет нашего Михаила Александровича: завещание сделано в ее пользу, смерть Михаила Александровича была бы ей выгодна, она его не любит, позорит и унижает флиртом с вел. кн. Дмитрием Павловичем, – теперь его не будут лечить и беречь, а в случае несчастья обвинят нас во всем»[347].
Неудивительно, что Михаил – храбрец, который восхищал даже лихих бесшабашных горцев, – довольно быстро охладел к героическим подвигам на передовой. Уже в июне 15-го он просит Николая II назначить его главноуправляющим коннозаводством. Царь отказал: «Великим князьям, и особенно моему брату, нельзя занимать места во главе отдельного ведомства при существовании Думы. Могут случиться весьма неудобные и щекотливые положения!» Странный аргумент. Выходит, что быть главнокомандующим «при существовании Думы» великий князь может, а заведовать коннозаводством – никак нет.
«Наверное, это опять “она”, которая заставляет его добиваться другого положения», – жалуется Николай II на Наталью Брасову[348]. Он, кстати, не единственный, кто подозревал ее в интригах. «Говорят, что графиня Брасова старается выдвинуть своего супруга в новой роли, – писал в дневнике завсегдатай великосветских салонов Морис Палеолог. – Снедаемая честолюбием, ловкая, совершенно беспринципная, она теперь ударилась в либерализм. Ее салон, хоть и замкнутый, часто раскрывает двери перед левыми депутатами. В придворных кругах ее уже обвиняют в измене царизму, а она очень рада этим слухам, создающим ей определенную репутацию и популярность»[349].
Кто имел все основания считать себя обиженной, так это Наталья Сергеевна. Французский посол по ошибке называет ее графиней – титула она не получила. Хоть ее брак с великим князем и был признан законным, Николай II, Александра Федоровна, Мария Федоровна – все обсуждают, как бы сделать так, чтобы Михаил пореже с ней виделся. Со своей законной женой! Поневоле вдаришься в либерализм.
Весной 16-го Михаил Александрович снова просит брата отозвать его с фронта. На этот раз он хочет должность в Ставке. «Тогда я стал ему проповедовать о нашем отце, о чувстве долга, примере для остальных и т. п., – возмущается Николай II. – Когда я кончил и мы простились, он еще раз холодно, совершенно спокойно попросил не забыть его просьбы, как будто я совсем и не говорил. Я был возмущен»[350]. Царь возмущен. Михаил, не получивший назначения в Ставку, обижен. Наталья снедаема честолюбием. В итоге к 1917 году великий князь заключил союз с председателем Думы Родзянко и будущим премьером Временного правительства князем Львовым.
