Спустя несколько дней после злополучной дуэли с противостоящими гитлеровцами стало известно, что в соответствии с общим планом военных действий сроки подготовки к наступлению нашего фронта сильно сократились. И без того высокий темп, в котором проводилась вся подготовительная работа, возрос еще больше, он стал просто лихорадочным. Поздние зимние рассветы смешались с ранними сумерками. Все жило в непрерывном движении и напряжении.
Хмурым утром, которое и не воспринималось как утро, потому что ни я, ни мои помощники не ложились спать в ту ночь, командование корпуса ожидало приезда командарма генерал-полковника А. С. Жадова, члена Военного совета армии генерал-майора А. М. Кривулина, командующего артиллерией генерал-майора Г. В. Полуэктова и другого армейского начальства.
Я вышел из своего блиндажа. Низкое небо было пухлым и серым. Толстые тучи деловито топтались, слегка смещаясь то в одну, то в другую сторону, словно примеривались сделать что-то над нашим участком или искали место, чтобы совсем опуститься на землю.
Через несколько минут приехали те, кого я встречал, и на командном пункте корпуса состоялось совещание, определившее роль и задачи корпуса в предстоящем наступлении. Они были нелегки, эти задачи. Чтобы выполнить их, командование корпуса должно было добиться, можно сказать, идеальной организации и безупречной слаженности действий всех входящих в корпус соединений и частей.
Основная задача корпуса заключалась в том, чтобы, расположив дивизии в три эшелона, в первый же день силами двух дивизий последовательно прорвать оборону противника на всю ее тактическую глубину. Этим прорывом мы должны были обеспечить ввод в сражение частей и соединений 59-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова и 4-го гвардейского танкового корпуса генерала Полубоярова. Говоря другими словами, корпус должен был создать условия для того, чтобы войска Коровникова и Полубоярова могли быстро и неожиданно выйти на направление к Кракову, освобождение которого и составляло их главную задачу.
Далее нашему корпусу следовало, сохраняя чрезвычайно высокие темпы наступления, прикрывать открытый левый фланг нашей 5-й гвардейской армии, действующей в направлении Ченстохова.
- Главное, - закончил совещание командарм Жадов, - развить предельно высокие темпы наступления. Таково требование командующего фронтом. Это понятно всем?
Последнего вопроса генерал Жадов мог бы и не задавать: стремительное продвижение наших войск лишало немцев возможности занять заранее подготовленные оборонительные рубежи, закрепиться на них, выиграть время, подтянуть резервы. Высокие темпы наступления были залогом победы, гарантировали уменьшение наших потерь.
Числа 9 или 10 января, точно не помню, на наш командный пункт снова приехало командование: маршал Советского Союза И. С. Конев, генерал-полковник А. С. Жадов и еще человек пять-шесть генералов. Когда мне сообщали о совещании, я знал, что там будут командиры всех корпусов нашей армии: генералы А. И. Родимцев, Н. Д. Лебеденко и я, а также наши командующие артиллерией. Однако оказалось, что Конев приказал пригласить несравненно большее число генералов и офицеров. Здесь были и корпусные начальники, командиры танковых корпусов, артиллерийских дивизий прорыва.
При таком большом числе участников совещания можно было предполагать, что собравшиеся получат какую-то информацию, важную для всех и каждого. На деле же все получилось совсем иначе. Даже не знаю, как назвать то, что происходило на совещании, хотя теперь уже и само совещание назвать совещанием очень трудно. Больше всего, пожалуй, здесь подходит слово "экзамен".
Принимал "экзамен" командующий фронтом И. С. Конев, а "сдавали" его все присутствующие. Маршал Конев потребовал, чтобы каждый командир стрелкового корпуса подробно доложил свою боевую задачу и порядок ее выполнения. Отдельные вопросы им по ходу задавались и корпусным инженерам, и командующим артиллерией, и начальникам разведки, связи, и другим.
"Экзамен" длился не менее семи часов, без какого-либо перерыва. Внимание Конева не ослабевало ни на минуту. Он задавал внезапные вопросы, требовал детальных уточнений, входил в подробности, выясняя точку зрения начальников различных родов войск и служб, интересовался состоянием артиллерийской и танковой техники. Честное слово, я просто затрудняюсь перечислить все вопросы, которые настойчиво и продуманно поднимал командующий фронтом. Наверное, никогда и никому ни в одной академии не приходилось сдавать экзамен в таком колоссальном объеме.
Я командовал корпусом, который должен был наступать на левом фланге армии, поэтому мне пришлось докладывать, то есть "экзаменоваться", последним. Все уже устали. Многим хотелось закурить. В сравнительно небольшой комнате было душно и жарко. Но маршал был неутомим.
"Экзаменуясь" последним, я думал, что нахожусь в лучшем положении, чем остальные. Во-первых, мне уже было известно, какие вопросы особенно интересуют маршала. Во-вторых, я мог учесть ошибки и промахи "экзаменовавшихся" ранее меня. В-третьих, пока И. С. Конев разговаривал с другими, я имел время еще и еще раз продумать все, что делал и собирался делать в полосе своего будущего наступления.
Мне в самом деле удалось сделать довольно исчерпывающий доклад. Командующий фронтом не спускал с меня внимательного, пронизывающего взгляда. Казалось, что маршал не только видит тебя насквозь, но еще и рассматривает что-то позади тебя, так что я во время доклада несколько раз поборол искушение обернуться и посмотреть на стену позади себя.
Надо сказать, что, хотя лицо И. С. Конева не отличалось ни тонкостью, ни красотой, оно было исключительно выразительным именно за счет глаз. Я докладывал и видел, как меняется выражение лица маршала. Взгляд то строго застывал где-то на моей переносице, то добрел и становился мягким, то излучал нескрываемую удовлетворенность моими ответами.
Заканчивая свой доклад, я испытывал некоторое чувство облегчения, полагая, что на этом мой "экзамен" закончился, потому что и думать не мог, что у командующего в запасе еще масса вопросов. Оказалось, что своим докладом я "вспахал почву", и это позволило теперь маршалу Коневу забираться в такую глубину, интереса к которой с его стороны я даже не предполагал. Мы все, признаться, были просто ошеломлены тем, что военачальник, решающий стратегические и оперативные вопросы в масштабе фронта, держит в голове огромное количество мелких деталей и стремится сам, лично не упустить ни одной еще более мелкой.
Но, разумеется, все это подвергалось обсуждению, вытягивалось на поверхность для того, чтобы, с одной стороны, у маршала была полная уверенность, что каждый командир не упускает эти детали из поля зрения и придает им надлежащее значение. С другой стороны, часто мысли того или другого командира, где-то подспудно зревшие в его сознании, именно здесь, перед маршалом Коневым, получали свое четкое оформление, так сказать, из идей превращались в реальную силу.
