— Оказывается, у вас сегодня день рождения. Поздравляем!
— Спасибо, — смутился Анатолий Петрович.
— И подарочек-то от Курчатова вам, — продолжал директор. — Носите, будьте красивым. — И вручил ему парик.
Анатолий Петрович, нимало не смутившись, тут же надел парик, в нем и поехал на квартиру.
В ответ на этот парик и получил Игорь Васильевич гигантскую бритву, предназначенную сбрить, наконец, бороду, которую обычные бритвы, видимо, не брали.
Рядом с гостиной и столовой есть в доме Курчатова крытая терраса, или галерея. Здесь круглый год — зелень. В галерее он любил отдыхать, заниматься, читать. Кстати, о чтении. Читал он, по воспоминаниям всех близких, очень много и очень быстро. Любил книги юмористические. Во время болезни на его тумбочке постоянно лежали произведения Марка Твена, Ярослава Гашека, Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Последней книгой, которую прочел, была первая часть романа К. Симонова «Живые и мертвые».
Скромно и просто жил этот жизнелюбивый человек, не думавший о себе, видевший единственную цель жизни в благе Родины, в росте ее могущества. Его дом был продолжением рабочего кабинета, где допоздна засиживались люди, решая вопросы, от которых зависело развитие атомной науки. Сюда приезжали посланцы разных городов, стучались к тяжело больному человеку, и он принимал, наставлял, помогал двинуть вперед дело, заботившее их.
Всю жизнь с тех славных первых дней революции он был глубоко партийным человеком, настоящим большевиком, хотя вступил в партию в зрелом возрасте. Вспомните его письмо из Севастополя: «Придут счастливые дни для нашей Родины, а значит, и для нас». Свое счастье он видел в счастье Родины.
Игорь Васильевич делал все, чтобы люди имели наилучшие условия для плодотворной работы. В самых напряженных трудах и заботах он никогда не терял из виду человека.
«Ему не были чужды любые интересы людей, с которыми он сталкивался, — вспоминает академик И. К. Кикоин. — Он тратил много сил и энергии на помощь людям, чтобы либо вызволить их из случайной беды, либо помочь в работе и даже в устройстве их быта и семейной жизни, позаботиться о поощрении, награждении за успехи в работе. Особую заботу он проявлял во всех случаях, угрожавших здоровью сотрудников института».
Действительно, заболеет кто — он обязательно побывает, поможет добыть лекарства.
«Внимательность к людям, человечность и доброта Игоря Васильевича известны каждому, кто хоть сколько-нибудь был с ним знаком, — пишет в своих воспоминаниях К. И. Щелкин. — Когда я лежал в больнице, однажды вечером ко мне совершенно неожиданно приехал Игорь Васильевич. Сам тяжело больной, занятый множеством дел, он находил время — это почти всегда было за счет отдыха — навестить заболевшего товарища».
В доме Курчатова, в углу гостиной стоит рояль, напоминая о большой любви Игоря Васильевича к музыке. Самым близким его сердцу композитором был Рахманинов. Он, вспоминает Марина Дмитриевна, иногда в неурочное время забегал домой:
— Сейчас Рахманинова будут передавать по радио. Послушаем.
Минут двадцать послушает, скажет:
— Ах, жаль, времени нет! Какая прекрасная музыка! И опятьот правляется на работу.
Марина Дмитриевна не припомнит случая, чтобы Игорь Васильевич пришел домой в дурном настроении. За тридцать три года совместной жизни с ней он ни разу не повысил голоса, а о каких-либо ссорах или размолвках не могло быть и речи. В отношении с подчиненными он был так же ровен и сдержан. Такт и внимательность ничуть не противоречили его чрезвычайной требовательности, пунктуальности, умению «озадачить» людей самым серьезным образом. Но все это ровным тоном, с улыбкой, с шуткой, без дергания, взвинченности...
Перенесемся теперь в рабочий кабинет Игоря Васильевича. Большая комната, также обставленная просто и удобно. Над письменным столом портрет улыбающегося Ильича — увеличенная репродукция сделана с самого любимого Игорем Васильевичем снимка вождя. Из окон кабинета взору открывается зеленая, цветущая территория института с серыми полосками дорожек и светлыми зданиями лабораторий.
Заглянем в знаменитую книгу записи дел, которые Курчатов намечал для себя ежедневно. И мы увидим, что количество этих дел, несмотря на ослабление здоровья после двух атак инсульта, не только не уменьшилось, но увеличилось. Возле каждой записи стоит неизменная отметка о выполнении.
Пульс его научной, организаторской, общественной деятельности становился все напряженнее, хотя сердце билось все слабее. Человек, никогда не говоривший о своем самочувствии, теперь нередко напоминал помощнику:
— У нас есть с собой валидол? Со мной ведь может как случиться: раз — и готово.
А думал по-прежнему о здоровье других. Он провел совещание медиков. Выяснял, чем может им помочь атомная наука.
Вместе с тем Игорь Васильевич не ослаблял внимания и к работам, от которых зависело дальнейшее укрепление обороноспособности нашей страны. Вот как он в 1959 году охарактеризовал усилия советских ученых в этом направлении:
«Термоядерные реакции... возвестили о своем приходе на землю грохотом испытательных взрывов термоядерного оружия. Уже свыше пяти лет прошло после первых термоядерных взрывов, а новые, все более смертоносные виды этого оружия продолжают разрабатываться и испытываться. Советское правительство стремится остановить это соревнование и, как известно, в качестве первого шага предложило запретить дальнейшие испытания. Вы знаете, что в связи с уклончивой позицией западных держав Верховный Совет СССР принял решение об одностороннем прекращении в нашей стране испытаний ядерного и водородного оружия, надеясь, что западные державы последуют этому благородному примеру. Вы знаете также, что вместо этого Соединенные Штаты Америки в течение весны и лета 1958 года произвели свыше 50 испытательных взрывов и что в силу этого наша страна была вынуждена осенью 1958 года возобновить свои испытания. Кстати сказать, эти испытания оказались весьма успешными. Они показали высокую эффективность некоторых новых принципов, разработанных советскими учеными и инженерами. В результате Советская Армия получила еще более мощное, более совершенное, более надежное, более компактное и более дешевое атомное и водородное оружие».
В том же выступлении на съезде Игорь Васильевич рассказал о ходе исследований по термоядерным реакциям, которыми была занята главным образом его мысль. Он подчеркнул широкий масштаб работ — в них уже тогда участвовали научно-исследовательские институты и конструкторские бюро Москвы, Ленинграда, Украины и Грузии.
