Однако сохранились и бумаги, несущие на себе подпись Манштейна. Например, приказ командующего 11-й армией № 2379/41 от 20 ноября 1941 г., разъясняющий отношение к партизанам и евреям. А в нем – следующие строки:
«…Солдат должен понимать необходимость жестоко покарать евреев, этих духовных носителей большевистского террора, и еще в зародыше подавлять все восстания, возбудителями которых, в большинстве случаев, оказываются евреи…»[224].
Впрочем, заметим, что в одном месте своих мемуаров Манштейн выражается почти так же:
«За несколько дней до начала наступления мы получили приказ ОКВ, который позже стал известен под названием «приказа о комиссарах». Суть его заключалась в том, что в нем предписывался немедленный расстрел всех попавших в плен политических комиссаров Красной Армии – носителей большевистской идеологии.
С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами… Комиссары были как раз теми людьми, которые в первую очередь ввели те методы ведения войны и обращения с военнопленными, которые находились в явном противоречии с положениями Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны».
После этого заявления, особенно в сопоставлении с предыдущим, трудно поверить, что Манштейн во всеуслышание отказался выполнять «Приказ о комиссарах», а все его начальники и подчиненные его дружно поддержали. Тем более что дальше он и сам признает:
«Небольшое число комиссаров, которые, несмотря на это, были расстреляны, не были взяты в плен в бою, а схвачены в тылу как руководители или организаторы партизан. С ними обращались поэтому согласно военному праву».
Знакомая лексика, не правда ли? «Еще в зародыше подавлять все восстания, возбудителями которых в большинство случаев оказываются евреи…» Также обращает на себя внимание деталь – «не были взяты в плен в бою». То есть речь идет не об участниках боевых действиях, а о сопротивляющихся нацистскому режиму.
Ну а про Олендорфа Манштейн прекрасно знал. Знал – и брезговал. Брезговал – но отдавал приказы. Как показал Олендорф на Нюрнбергском процессе:
«В Николаеве был получен приказ 11-й армии, касавшийся того, что ликвидация должна проводиться только на расстоянии не менее 200 километров от штаб-квартиры главнокомандующего»[225].
Брезговал – но поторапливал с работой.
«В Симферополе со стороны армии было дано распоряжение соответствующим оперативным командам, касающееся ускорения ликвидации, причем обосновывалось это тем, что в этой области свирепствовал голод и не хватало жилищ».
Правда, армейские подразделения в экзекуциях, как правило, не участвовали – для грязной работы хватало коллаборационистов либо энтузиастов из тыловых частей. Но «как в Николаеве, так и в Симферополе от времени до времени присутствовал представитель от командования армии, присутствовал как зритель».
А далее в протоколе допроса Олендорфа Нюрнбергским трибуналом идет самое интересное.
«Полковник Эймен: Что потом происходило с золотом и серебром, которое снималось с жертв?
Олендорф: Как я уже говорил, это передавалось в Берлин, в министерство финансов.
Полковник Эймен: Откуда вы это знаете?
Олендорф: Я помню, что в Симферополе это делалось таким образом.
Полковник Эймен: Что происходило с часами, которые снимались с жертв?
Олендорф: Часы по требованию армии поступали в распоряжение фронта».
«Я – джентльмен!»
Общением с айнзатцкомандами джентльмены брезговали, а вот снятыми с расстрелянных евреев часами – нет. Сотрудникам СД руки не подавали – однако услугами их при необходимости пользовались и даже просили «ускорить ликвидацию», дабы освободить для себя жилье. Эта деталь смотрится весьма символично: таким вот образом нацистская империя с ее стремлением к расширению «жизненного пространства» как в капле воды отразилась в своей армии и в своих полководцах. А что до их показного чистоплюйства – так ведь и великий фюрер германской нации тоже был вегетарианцем…
Впрочем, в Крыму отличились не только айнзатцкоманды. В ноябре и декабре 1941 г. в Евпатории, по немецким данным, было убито 650 евреев, 150 крымчаков, а также около 120 «просто» заложников из числа местного населения. А после неудачной высадки советского десанта 7 января 1942 г. за помощь десантникам в городе было расстреляно, по немецким отчетным данным, 1306 человек[226]. Это уже были не евреи, и расстреливали их не айнзатцкоманды, а армейские части – из тех, что оказались под рукой у командования армией и были брошены на отражение десанта.
Падение Севастополя стало звездным часом Эриха фон Манштейна, урожденного фон Левински, – и вот чем ознаменовался этот час.
И.В. Антонюк, краснофлотец из 8-й бригады морской пехоты:
«…нас построили и погнали по четыре в ряд. Все рваные, грязные. Немцы стреляют, бьют прикладами, стреляют то вверх, то в кого-либо, то по колонне.
Когда вывели на Ялтинскую дорогу, то, не доходя до Сапун-горы, навстречу шла колонна танков. Они не свернули, а нас фрицы тоже не повернули вправо. Тех, кто пытался выбежать из колонны, немцы расстреливали из автоматов.
Так с головы и до хвоста колонны одну шеренгу танки и задавили гусеницами. Нас не останавливали. Танки тоже все время шли. Многие бросились бежать, но были расстреляны»[227].
Л.А. Тарасенко, жительница города Севастополя (в 1942 г. ей было 14 лет):
«Озверевшие долгим сопротивлением немцы выхватывали из колонны моряков и стреляли их в упор. Наши бойцы то в одном, то в другом месте дрались с немцами-конвоирами. Когда мы вышли на шоссе, я была потрясена, увидев, как огромные машины наезжали на пленных, и когда проехали, то люди были расплющены, как лягушки на асфальте».
А.П. Мараренко (Лукашевская), военфельдшер 3-го батальона 287-го стрелкового полка 25-й Чапаевской дивизии:
«Гнала вместе с нашими ранеными по дороге на Инкерман босиком. Били и расстреливали обессиленных. Тяжелораненых мы волокли на себе. В Инкермане за колючей проволокой речка Черная. Кто кинулся попить, умыться, там и остался. Всех забросали гранатами».
А.П. Утин, краснофлотец:
«Немцы в черной форме с засученными рукавами, верзилы с пьяными мордами из колонны выхватывали пленных и в 5–6 шагах стреляли в затылок им. Пока дошли до Бахчисарая, и половины не осталось от колонны».
