В тех же письмах Вольтера из Фернейского убежища запечатлелись следы множества мелких схваток и военных хитростей из огромной баталии за массовое тайное распространение брошюры. Я могу посылать вам столько экземпляров, сколько вы пожелаете, — восклицает он не раз. «В одной из провинций были розданы триста экземпляров Мелье, которые дали много новообращенных». «Эти небольшие книжечки, — пишет Вольтер Гельвецию, — быстро появляются одна за другой. Они не продаются, их дают надежным людям, которые раздают их молодым людям и женщинам. То выйдет „Проповедь пятидесяти“, авторство которой приписывают всякому, кто на ум придет; то выходит „Извлечение из завещания“ несчастного священника Жана Мелье…» В этих словах приподнят краешек тайны подпольного проникновения нелегальных изданий далеко за круг ученых и писателей.
Но эти каналы узки для пыла Вольтера. Он снова и снова настаивает перед единомышленниками, чтобы Мелье был издан и в Париже. «Как? „Церковная газета“ будет открыто выходить, но не найдется никого, кто взялся бы издать Мелье?» Вольтер видит в этом огромное отставание Франции от Англии. «Когда же найдется добрая душа, которая выпустит красивое издание Мелье?» Он взывает, «чтобы „Завещание“ священника размножалось, подобно пяти хлебам, и накормило четыре-пять тысяч душ; ибо я более, чем когда-либо, ненавижу гадину». С жаром взывает Вольтер к Даламберу: «Кажется, „Завещание“ Жана Мелье производит очень сильное действие. Оно убеждает всех, кто прочитал его. Жан Мелье должен убедить весь мир. Почему его евангелие так мало распространено? Вы слишком холодны и вялы в Париже! Вы прячете свой светильник».
На этот град призывов и упреков Даламбер ответил Вольтеру трезвым объяснением, что из Фернэ тот не видит в истинном свете полицию и инквизицию Парижа. «Вы упрекаете нас в холодности. Но я, кажется, уже говорил вам: боязнь костра очень расхолаживает. Вы хотите, чтобы мы издали „Завещание“ Жана Мелье и роздали четыре-пять тысяч экземпляров… Нас сочли бы сумасшедшими даже те, кого мы обратим в свою веру».
Вольтер, может быть, и в самом деле не понимал, что и без его участия имя Жана Мелье было в Париже общественной силой — огромной и опасной.
Так или иначе, Вольтер нанес Жану Мелье косвенный удар, пусть он и носил в пику полиции форму самой экзальтированной и воодушевленной пропаганды имени Мелье, — увы, преимущественно имени! Ведал ли Вольтер, что творит, или он действовал в полном ослеплении собой и своей выдумкой, в восхищении от оказываемой им протекции этому добряку кюре из деревенской глуши, так неуклюже пишущему и так изысканно, ловко, прелестно обработанному и прославленному пером фернейского остроумца, — так или иначе, это был удар.
Вольтер сохранил Жану Мелье то, в чем тот был менее всего заинтересован: личную посмертную славу. Даже нарушил без колебаний его последнюю волю. Но он глубоко исказил всю логику, всю суть «Завещания». Разумеется, это не предотвратило и полицейских преследований. Они обрушились и на вольтеровское издание «Избранных мнений Жана Мелье». А в 1765 году римская курия особым декретом осудила его.
Не будем следить за тем, как плыло имя Мелье через 60-е, 70-е, 80-е годы XVIII века. Биографы уже собрали горсть примеров — упоминаний о нем в переписке, в разных бумагах XVIII века. Вот разве один пример — записка высокопоставленного должностного лица по делам печати Мальзерба, несколько покровительствовавшего просветителям, к неизвестному корреспонденту: «Мне сказали, что у вас есть знаменитая рукопись о религии священника из Этрепиньи. Если это так, не можете ли вы как можно скорее дать ее мне на время? Я говорю „как можно скорее“, ибо в ближайшие дни уезжаю в деревню, где сниму с этой рукописи копию».
Так жил посмертно этот кюре из Этрепиньи. Ослабевало ли с годами знакомство с ним? Да, такое предположение вполне реалистично. Ведь все-таки неизмеримо проще и дешевле было доставать и читать извлечения и изложения, в частности Вольтера и Гольбаха. Очевидно, число рукописей Мелье в обращении в последние десятилетия XVIII века уменьшилось. Неумолимо отодвигалось в прошлое и представление о принадлежности именно ему, Мелье, идей, получавших все более широкое распространение и все более разнообразное обличие.
Добавим к этому, что и вообще активность просветителей слабела в течение 70-х годов. В период 1764–1774 годов шло распространение вширь идей просветителей, но шла и возраставшая распря в их среде. Внутренние споры становились все более ожесточенными: Вольтер — Руссо, Вольтер — Гольбах, Дидро — Гельвеций, не говоря о множестве резких стычек патриархов с авторами «второго ряда» — с мелкой рыбешкой. Со второй половины 70-х годов просветители мало что печатали, их уже скорее перепечатывали и перечитывали, причем иногда недостаточно внимательно.
В начале 80-х годов подымавшему голову католицизму показалось, что пора переходить к сокрушительным ударам. Конечно же, Жан Мелье был очень даже не забыт, раз на него нацелились в числе первых. Он и под землей, погребенный в своем саду, оставался тревожащим, опасным. Расследование прошлого этого возмутителя спокойствия, этого кюре-отступника взял на себя в 1783 году генерал ордена премонтрантов Лекюи. Он сочинил специальный вопросник, касающийся прошлого Мелье, для принятия надлежащих мер. Запрос был направлен канонику Реймского собора Илле. Последний организовал широкое следствие. Путем опросов, а также изучения «Завещания» были собраны довольно пространные сведения о жизни Жана Мелье, его конфликте с сеньором и архиепископом, его характере, его идеях.
Вероятно, Илле вручил вопросник ряду лиц. Так составлялась вторая биография Жана Мелье.
Мы не знаем ее в цельном виде — возможно, она хранится где-нибудь в архивах ордена премонтрантов или вышестоящих церковных инстанций. На месте, в архивах департамента Арденны, сохранилось лишь кое-что из подобранных низшими церковными деятелями материалов, в том числе текст ответа, составленного кюре той деревни, Мазерни, где родился Мелье. Есть тут записи и материалы, собранные также другими лицами. Провинциальный историк аббат Буйо опубликовал все это в 1830 году — дата не случайная, ибо слава Мелье переживала тогда возрождение.
Сохранившиеся тексты позволяют сказать, что вторая биография Мелье в отличие от первой, принадлежавшей Леру, была предвзятой, злобной, пошлой. Но в ней были и новые фактические сведения. В частности, к этим опросным материалам восходит вторая упоминавшаяся версия о деталях столкновения кюре Мелье с сеньором де Тули.
Какое употребление было сделано из этого расследования? Мы знаем только негативную сторону. Из той же архивной подборки известно, что генерал ордена Лекюи принял премудрое решение не извлекать из могилы останки Жана Мелье и тем избавить его от кары, так как «это могло бы повлечь за собой серьезные и нежелательные последствия».
