— Пора наконец и нам на танки. Мы их обязаны опробовать в любых условиях.
Военпреды имели право на вождение, но доверить им машины в такую метель было опасно. А они требовали, настаивали, и Кошкин разрешил. Только приказал взять в танки опытных механиков, пусть не для вождения — для совета, подсказа в сложной ситуации. Военпреды согласились, чтобы успокоить Кошкина, но, сев за рычаги, от помощи механиков отказались. Сочли, что им, специалистам, слушать советы механиков несолидно, тем более что военпреды уже водили БТ на заводских трассах и даже наездили часа по четыре на «тридцатьчетверках». И в то время, когда Кошкин спал, случилась беда.
Между Белгородом и Обоянью шли холмистыми полями. Поднимутся на холм — он вылизан ветрами, спустятся в низину — снег по башню. Военпреды растерялись. Когда машины застряли в сугробах, попытались вырвать их на недозволенных режимах. Трогать с места в таких случаях надо с бортовых фрикционов при включенном главном, а они давали перегрузки главным фрикционам. Диски перегрелись, покоробились, вышли из строя сначала на одном танке и тут же на другом.
Военпреды ополчились на инженеров-исследователей, что те, мол, вышли в такой поход с негодными фрикционами.
Проснулся Кошкин от шума голосов за тонкими стенками кузова. Выскочил в пургу без танкошлема, в валенках на босу ногу и шубе, накинутой на исподнее белье. Понял все сразу.
— Доездились!..
— Мы хотели проверить танки в критическом режиме, — пытался оправдаться старший военпред. — Есть запасные фрикционы, сменим.
— В метель, на снегу?
— В Орловском танковом хорошие мастерские, там…
— До Орла надо еще доползти… — И Кошкин, согнувшись, пошел обратно в кузов тягача.
Слесари, исполнявшие также обязанности истопников, проложили лыжню к лесу, навезли хвороста, бересты, и затрещала «чугунка», закипел в горшке гороховый суп с картофелем, поспело горячее молоко из сгущенки для простуженного Кошкина. Ели молча, сердито. Пошептавшись с друзьями-механиками, Мальгин предложил дотянуть до Орла на одних бортовых фрикционах.
— Дьявольски трудно будет, ребята, — сказал Кошкин.
Но он знал, что это единственный выход. Больше ничего не придумаешь.
— Только вы уж, пожалуйста, побудьте в тепле, Михаил Ильич.
Без главного сцепления невозможно на ходу переключать передачи. Пришлось все время двигаться на второй. Скорость упала. Раньше на час делали семнадцать, иногда девятнадцать километров, сейчас — восемь, а то и семь. Временами, когда вьюга выдыхалась на минуту-другую, Кошкин слышал, как надрываются моторы. И все же двигались днем и ночью, медленно приближаясь к цели. «А если изменить коробку передач, выбросить главное сцепление?» — задумался Кошкин и по привычке схватил карандаш, начал что-то рисовать, высчитывать в блокноте. Ничего не выходило. Кошкин пожалел, что нет Морозова и Белана, любящих копаться в трудных проблемах. «Придется отложить поиски до лучших времен. Да, техника еще не доросла до решения такой проблемы… Пока надо думать, как заменить главный фрикцион запасным в полевых условиях. В бою можно попасть и в такую обстановку, как сейчас, и похлеще!..»
В Орловское танковое училище колонна прибыла, когда стемнело. Старший военпред хотел пойти договориться с начальником мастерских о смене главных фрикционов, но Кошкин не разрешил — не мог задерживаться на двое суток, боялся опоздать в Москву на правительственный смотр.
Всю ночь занимались ремонтом танков. Курсанты напросились помочь слесарям. Еще бы: такая машина! Скоро придется овладевать ею и в бой, возможно, вести…
На седьмой день похода, 12 марта, подошли к Оке южнее Серпухова. Мост оказался шире «тридцатьчетверок» всего на несколько сантиметров — не сорвать бы перила, не полететь под лед. Кошкин сел в головной танк. Плавно управляя рычагами, он осторожно провел машину через мост. За ним — второй танк и оставшийся тягач; другой был до того разбит, что его пришлось оставить в Орле.
За Серпуховым колонну остановил встречный автомобиль. Начальник главка Наркомата машиностроения подбежал к раскрывшемуся люку первой машины, сорвал шапку с головы:
— С праздником, Михаил Ильич! С финнами подписан мир! А ну-ка выходи, конструктор-водитель! Механиков тебе не хватает?
Когда Кошкин выскользнул из люка, пошатываясь встал на дороге, начальник главка понимающе сказал:
— Тяжело было, вижу…
А Кошкин первым делом спросил о главном:
— Не опоздали к смотру?
— Как раз приехали. Успеете привести себя в божеский вид — смотр семнадцатого.
— А запрет?..
— Понравится машина, Михаил Ильич, тебе все простят, тем более, я вижу, маскировочка у тебя — номер один.
3
Местом смотра выбрали площадь у колокольни Ивана Великого.
Для создателей машин, для испытателей встреча с руководителями партии и правительства именно в Кремле была великим событием. И конструкторы постарались привезти сюда самое лучшее, что создали.
Кошкин появился с «тридцатьчетверками», когда куранты на Спасской башне отбили шесть часов. Главного конструктора лихорадило. Затяжная простуда, кашель, боли в груди, а он в Москве и часа урвать не мог, чтобы показаться врачу. На ночь Игорь ставил ему горчичники, и Кошкин утверждал, что этого достаточно, что ему противопоказаны медицинские нежности. Да и когда было обращаться к врачам, тем более лечиться? С рассвета и до глубокой ночи находился на военном ремонтном заводе, где меняли главные фрикционы, восстанавливали потрепанные в тысячекилометровом походе машины. Не сделать бы этого за три дня без помощи начальника управления Наркомата машиностроения и самого наркома, Вячеслава Александровича Малышева.
Но в последний момент потребовалась и другая помощь…
Из цеха в цех, из кабинета в кабинет за Кошкиным следовал молодой человек в полувоенном кителе. Он держался с апломбом, соответствующим его особым полномочиям. Едва оставался с глазу на глаз с Михаилом Ильичом, снова и снова именем своего начальника спрашивал, с какой целью нарушен запрет, кто разрешил пуститься с новыми сверхсекретными машинами в такую даль, да еще без специального конвоя?.. В конце концов он объявил Кошкину, что «тридцатьчетверки», вероятно, не будут допущены к правительственному смотру. Тут уж Михаил Ильич помчался к Малышеву.
Ограничилось ли его вмешательством, или он поставил в известность людей большей, чем у него, власти — этого Кошкин не знал. Но без поддержки Малышева и начальника главка, возможно, не стояли бы сейчас «тридцатьчетверки» на площади в Кремле.
