6. Жить будем по науке (Ученый и производство)
Юбилейный справочник «Народное хозяйство СССР за 60 лет советской власти» (Москва, 1977) объявил, что количество ученых в нашей стране, неуклонно возрастая, достигло числа 1253 тысячи. Что особенно мощный скачок произошел за последние 12 лет (в 1965 их было 664,6 тысячи). Что за этот же период число докторов наук возросло с 14,6 до 34,6 тысяч, кандидатов — со 134,4 до 345,4 тыс., доцентов — с 48,6 до 92,5 тыс., академиков, членов-корреспондентов, профессоров (оптом) — с 12,5 до 24 тысяч человек. И что в армии мировой науки советский отряд составляет одну четвертую часть.
Так как все показатели по народному хозяйству должны неуклонно возрастать, следует ожидать, что в будущем поголовье ученых станет еще больше. Если что-нибудь и может помешать этому, то уж только не отсутствие желающих. Ибо народ прет в науку с охотой, а в некоторых областях так просто валом валит, давя упавших, нерешительных и слабых.
Потому что в науке работать сейчас хорошо. Там культурная, спокойная обстановка. Люди, в основном, вежливые, развитые, с ними и поговорить бывает интересно, и погулять весело. Тем более, что времени, даже рабочего, и на разговоры, и на гулянки хватает. Там можно при известной оборотистости защитить кандидатскую диссертацию, и после этого тебе уже всю жизнь будут платить не меньше 175 рублей, что бы ты ни делал. Но даже если диссертацию защитить не удастся, можно с приятностью дослужиться до пенсии без всяких хлопот, переживаний и нервотрепки, которые так отягощают жизнь любого производственника. Ибо не только уровень зарплаты, но и уровень безответственности в науке самый высокий. Недаром же исследования, проведенные социологами, показали: руководящие работники в научно-исследовательских институтах получают выговоры в 30–40 раз реже, чем руководители на промышленных предприятиях и стройках (ЛГ 30.3.77).
Не жизнь, а малина. Только как в нее попасть?
Начинать, конечно, надо с поступления в вуз. Без высшего образования в науку не пустят, это пока твердо. Зато, как говорилось выше, если уж в студенты пролез, то считай — диплом в кармане. Вузовское начальство будет перетаскивать тебя из семестра в семестр чуть не за уши. «Потому что за большой отсев ругают и потому что вузовские штаты определяются в зависимости от фактической численности учащихся. Отчислил ректор за неуспеваемость десяток студентов — потерял одну штатную единицу… Инструкция о курсовых экзаменах говорит, что студент может быть отчислен после получения на сессии не менее трех двоек. Если экзаменатор проявит твердость и показатели по его дисциплине будут ниже, чем у других, к нему зачастят представители деканата, учебной части с вопросами: «Что это у вас (именно у вас, а не у студентов) так плохо с успеваемостью?» (Изв. 1.4.76).
Характерную в этом плане сцену приводит публицист Марк Поповский в своей книге «Управляемая наука» (Самиздат, 1977)[2]. Однажды, когда он сидел в кабинете профессора М. С. Софиева на кафедре эпидемиологии Ташкентского медицинского института, в дверь протиснулись три девушки в цветастых платках и с плачем стали уговаривать профессора поставить им отметку в зачетную книжку. Не принять экзамен, а просто поставить отметку. Можно «удовлетворительно», но лучше «хорошо». Им надо ехать домой на каникулы, а для этого необходимо сдать белье в общежитии, а без заполненной зачетки комендант белье не принимает.
«— Поймите же, — пытался втолковать посетительницам профессор Софиев, — вас пошлют врачами в кишлак, а вы ничего не знаете о тех болезнях, с которыми там придется иметь дело. Вы погубите своих больных. Идите и читайте учебник!
Барышни в платках, толкаясь и хныча, кинулись из кабинета.
— Они сказали, что другие преподаватели уже поставили им оценки. Значит какие-то предметы они все-таки выучили? — спросил я.
— Они не выучили ничего, потому что они попросту не понимают, о чем говорят им на лекциях в Мединституте. Они не сдавали ни анатомии, ни физиологии, ни микробиологии.
— И тем не менее их переводят с курса на курс?
— Их переводят, потому что они из Кара-Калпакии.
Такой порядок поддерживается здесь десятилетиями. Отсталые и крайне малокультурные юноши и девушки из глухих кишлаков не хотят ехать в город учиться. Их уговаривают, упрашивают, тащат только что не силой. Им дают стипендии, бесплатное общежитие, им ставят переводные оценки, как бы они ни учились. В основе этого странного процесса лежит лозунг: в братской семье народов СССР все народы равны, все могут, а следовательно, и должны иметь свою национальную интеллигенцию». (Цитируется с сокращениями.)
А вот что рассказывает профессор Б. Палкин из Хабаровского мединститута. «Коллега возвратился из командировки: он был председателем Государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) в соседнем медицинском институте. Естественно, интересуемся, как там у них прошли госзкзамены.
— Все нормально. Один выпускник, правда, оказался настолько слаб, настолько, что… Но дал мне честное слово никогда не заниматься лечебной практикой. Взял я грех на душу, подписал ему диплом.
Пользуясь правом подбора председателя ГЭКа, иные ректоры стараются подыскать на эту роль человека покладистого. И согласитесь, нелегко быть требовательным профессору хабаровского института, возглавляющему ГЭК во владивостокском институте, если в то же самое время владивостокский профессор возглавляет ГЭК в Хабаровске» (Изв. 1.4.76).
В республиканских вузах довольно часто, а в центральных — иногда, случаются скандалы с разоблачением прямого взяточничества на вступительных и курсовых экзаменах. Говорят, что в Грузии, отправляясь на прием к врачу, больные стараются заранее выведать, где тот получал диплом — в Москве или в местных мединститутах? И если оказывается, что в местных, то не идут — знают им цену. (Карикатура в «Крокодиле»: «Студент Мегеридзе не сдал экзаменов и зачетов на общую сумму в 600 рублей».)
Конечно, выпуск необученных врачей — это прямое преступление. Утешает лишь то, что таких по большей части относит потом на административно-управленческие должности и они портят здоровье не больным, а своим коллегам — настоящим врачам. В других сферах науки невежда с дипломом тоже может причинить немалый урон, но и там бюрократическая иерархия припасает для них множество теплых местечек. Помню, один выпускник нашего института на защите дипломного проекта начинал все ответы на вопросы экзаменаторов со слова «наверно».
— Что это у вас там сверху на чертеже подшипника?
— Наверно, шпонка.
— А вон та штриховка к чему относится?
