- Короче говоря, чтоб мне к исходу дня старт был! Пусть используют для Т лампочки и самолетные аккумуляторы. Пусть зажигают на границах поля плошки. Входные ворота выложить кострами. Все!
Он проследил глазами за парой "Яковлевых", которые гнали на запад дымившего "Мессершмитта". Воронин стоял, опустив руки. Ему хотелось сказать, что командир БАО получил предварительное указание о переброске на новую точку основных запасов бомб и горючего. Аэродром находился под угрозой окружения.
- Все, инженер! - повторил Полбин. - Передайте Алехину: если он не обеспечит мне сегодня старт, то пусть пеняет на себя... Или его осудит трибунал, или я сам поставлю его к сосне!..
До наступления темноты Полбин еще три раза водил "девятку". Когда он вернулся из последнего вылета, Воронин доложил ему, что ночной старт подготовлен. Полбин вызвал Виктора Ушакова:
- Ночью будем летать парой. Готов?
- Готов.
- Иди проверь кабинное оборудование и бортовые огни. Стрелку и штурману скажи, чтоб до ужина поспали.
В Ушакове он был уверен, как в самом себе. Виктор раньше других освоил ночные полеты на СБ. Вообще он хватал на лету все, что касалось техники пилотирования. Жила в этом человеке необыкновенная понятливость и расторопность русского рабочего: только намекни, покажи, как молоток держать, а он уже сам ковать пошел - и, глядишь, не хуже, чем у мастера, получается... Виктор Ушаков действительно был из рабочих, в авиационную школу он попал с Днепропетровского металлургического завода. Когда он, засунув руки в карманы и пожевывая короткий янтарный мундштучок, молча смотрел, как техники подвешивают бомбы, его легко было представить в засаленной кепочке и спецовке наблюдающим за блестящей, выползающей из-под резца стружкой...
Пасхину и Кривоносу Полбин приказал использовать ночной старт для аэродромных полетов - восстанавливать навыки, отрабатывать взлет и посадку при скудном свете плошек и костров.
С Ушаковым Полбин летал три раза. Вернулись на рассвете. Выспаться не удалось, так как нужно было вести самолеты на дальнюю бомбежку. Сделали за день шесть вылетов. А как только стемнело, Полбин проверил технику пилотирования Пасхина и Кривоноса. После третьей посадки сказал Пасхину:
- Сегодня полетим с тобой, Александр Архипович. Ушаков пусть отдохнет.
Первый вылет был удачным. Они нашли танки и подожгли несколько штук. На аэродроме Полбин торопил техников с подвеской бомб. Пасхин вместе с Николаевым и радистом Завгородным помогал заключать в наружные бомбодержатели тяжелые тупоносые "сотки". Всеми владело нетерпение: надо было спешить, пока цель освещена пожаром.
- Ну, дадим сейчас по огоньку! - сказал Пасхин, когда снаряжение самолетов было закончено.
Полбин не мог видеть его лица, но знал, что если бы его сейчас осветить вспышкой магния, то на фотокарточке запечатлелось бы счастливое выражение юношеского задора. И получился бы Пасхин совсем безбровым, с узкими щелочками вместо глаз. Десятиклассник - и только!..
А ведь он был командиром эскадрильи скоростных бомбардировщиков, секретарем партийной организации полка. Пасхин сам говорил о себе, что у него вся жизнь "чудно" складывалась: он всегда шел впереди своего возраста. В то время как его сверстники-фабзавучники гоняли по лыду Дона на коньках (Пасхин был ростовчанин), он уже руководил цеховым комитетом комсомола, проводил заседания бюро, подписывал протоколы, выступал с речами на многолюдных собраниях. На заводе, где он работал, было немало седоусых рабочих в синих спецовках со складными метрами в карманах, но в четвертом, завершающем году первой пятилетки мастером выдвинули именно его, Пасхина. Он долго не мог привыкнуть к тому, что люди, годившиеся ему в отцы, называли его Александром Архиповичем. В армии, в авиационной школе, он первый прикрепил к голубым петлицам два треугольничка командира отделения и командовал курсантами, у которых уже где-то были семьи, дети... В эскадрилье Полбина он долгое время бессменно находился на посту ответственного секретаря комсомольского бюро, участвовал во всеармейских совещаниях, сидел в президиуме рядом со знаменитыми командирами, которых другие видели только на фотографиях в газетах. В Чите в середине сорокового года он был избран секретарем партийного бюро полка, и Ларичев, осторожно подходивший к оценке людей, скоро стал называть его "молодым орлом, нашим партийным вожаком".
За участие в боях на Халхин-Голе Пасхин был награжден орденом Красного Знамени, и незнакомые люди на вокзалах, в театре оглядывались на него: "такой юный, а уже с боевым орденом!"
В списке летчиков, которые отличились в боях с гитлеровскими захватчиками и были представлены к награждению, фамилия Пасхина стояла одной из первых.
Полбин посматривал на фосфоресцирующие лимбы кабинных приборов, изредка справлялся с Факиным о курсе полета и думал о Пасхине. Подростком это, наверное, был забияка-петушок, а сейчас и впрямь молодой орел с крепкими крыльями. Самолет его идет ровно, как привязанный к ведущему, а при перемене курса начинает разворот в ту же секунду, как только Полбин открывает рот для приказания.
Как и ожидалось, цель завиднелась издалека. Над черным глухим лесом стояло пламя.
Сделав разворот, Полбин приказал Пасхину ложиться на боевой курс. На земле было условлено, что бомбы будут сброшены "по ведущему", в одну точку.
Моторы СБ гудели ровно, деловито, самолет послушно шел на цель. Полбиным владело спокойствие, которое, очевидно, знакомо артиллеристу, ведущему огонь прямой наводкой из превосходно замаскированного укрытия. Ты бьешь врага наповал, а он тебя не видит и мечется в панике.
И вдруг что-то оглушительно лопнуло рядом с самолетом, вспыхнул яркий свет, при котором мгновенно потускнели стрелки приборов. Огненный комок мелькнул впереди, справа...
Немцы успели вызвать зенитную артиллерию!
Секунды! Секунды! Полбин почувствовал, как облегченно вздрогнул самолет. "Сбросил", - подтвердил Факин.
Полбин оглянулся.
От освещенного снизу самолета Пасхина тоже отделились "сотки".
В кабине вдруг стало совсем светло. Тени от переплетов фонаря побежали по приборной доске.
Внизу взорвались бомбы. Значит, попали, если такой огненный смерч поднялся к небу.
Домой!
Лавируя между зенитными разрывами, Полбин повел машину от цели. Самолет Пасхина, все так же освещенный, шел за ним.
И вдруг... Саша, Саша Пасхин!
Самолет Пасхина окутался пламенем, мигом превратившись в огромный факел. Свалившись на крыло и оставляя огненный след, он стал заворачивать назад, к цели.
- Пасхин!.. Пасхин!..
В шлемофоне раздался глухой, сдавленный голос:
