К нему подходит седая незнакомая женщина: «Володя, мне столько лет, что я могу говорить тебе «ты» и делать замечания. Посмотри, 600 человек мерзнут, чтобы увидеть тебя в театре. А ты, говорят, делаешь с бутылкой то, что не надо. Ты должен больше беречь себя, вот для них, для нас всех». Высоцкий поцеловал в голову пожилую женщину и тихо произнес: «Спасибо, мама…»
«И ходили устные рассказы про мои любовные дела…»
Все три жены и большинство известных пассий Владимира Семеновича были актрисами. Хотя вряд ли выбирал он их исключительно по профессиональной принадлежности. Людмила Владимировна Абрамова пыталась объяснить: «Во-первых, у него не было времени на серьезные знакомства вне своей среды. «Простая женщина» не могла попасть в театральный институт, чтобы стать его первой женой, на съемки «Ленфильма», чтобы стать второй; пройти за кулисы, чтобы познакомиться после спектакля, как это было позволено Марине Влади во время Московского кинофестиваля 1967 года. Все в жизни… зависит от среды…»
Как на сцене, так и в кино, кого бы ни играл Высоцкий, его герои были людьми мужественными, решительными, испытавшими не один удар судьбы, но не уставшими бороться, сопротивляться, отстаивать свое место в жизни. Вся энергия была направлена на безусловное преодоление ситуации, безотносительно к наличию выходов и вариантов, считала Алла Демидова. В любой безыходности они ищут выход. В беспросветности видят просвет! И во всех случаях знают и верят: «Еще не вечер! Еще не вечер!» Дерзание и дерзость…
Такими были герои Высоцкого на Таганке – Галилей и Маяковский, Хлопуша и Гамлет, Лопахин и даже Свидригайлов. Его киноперсонажей сопровождали романтические истории или хотя бы намек на них. И вряд ли это было случайным. Режиссеры кинокартин прекрасно понимали выигрышность присутствия в самом сюжете, в кадре с Высоцким женщины. И лирическая линия выстраивалась сначала в сценариях (или они дописывались по ходу), а затем и в кинолентах – «Я родом из детства», «Вертикаль», «Короткие встречи», «Служили два товарища», «Опасные гастроли», «Хозяин тайги», «Интервенция», «Четвертый», «Единственная», «Арап Петра Великого…», «Маленькие трагедии»… Конечно, далеко не всегда любовная интрига составляла суть фабулы картин, но два полюса – женственность и мужественность – работали, будоражили фантазию зрителей и заставляли додумывать, гадать: что же там осталось за кадром?..
* * *
…Был очень странный вечер. Люся Гурченко, очаровательная Золушка из «Карнавальной ночи», а ныне – несчастная и больная, с гипсом по бедро, измученная своим бездвижием, бессонницей, уколами, безденежьем, безмужием и неверием в себя, в десять вечера с трудом дотянулась до неожиданно ожившей телефонной трубки. Звонил неунывающий Севочка Абдулов: «Привет… Тебя уже выписали? Как ты себя чувствуешь? Ладно, через час мы с Володей будем у тебя…»
Не только Гурченко – любая женщина всполошится, узнав о чрезвычайном визите: «О боже, зачем? Мы давно с Володей не виделись. Он никогда не видел меня вот такой, без котурнов и плюсов. Втайне я молилась, чтобы гости куда-нибудь завеялись. В одиннадцать их не было, и я успокоилась. Тут одна важная деталь. Ниже этажом, под нами, жили соседи, и если на часах 23.03, а в нашей квартире звуки, а у меня муж пианист, или кто-то пришел на каблуках, – тут же звонок: «Прекратите движение!» Если через десять минут мои гости не переходили на шепот – еще звонок. Ну а потом и личное общение, и… В общем, постоянный страх и унижение за годы в той квартире на Маяковской вошли в поры, в сердце. И вдруг бы пришел Володя! Да еще в одиннадцать! Да еще бы с гитарой! Лежу, все последствия предвижу, проигрываю, мысленно уже пишу оправдательное письмо в ЖЭК. Но гостей, слава богу, нет. Моя мама, сделав все по хозяйству у нас, пошла к себе домой. И этого она не может себе простить и понять не сможет никогда – ну почему именно в тот вечер она ушла?!. Ведь именно в тот вечер в двенадцать пришел Володя Высоцкий. И конечно, с гитарой. Очень красивый и возбужденный. В тот вечер он вернулся после месячного путешествия с Мариной Влади по Америке… Володя взял в руки гитару:
Но тот, кто раньше с нею был,
Меня, как видно, не забыл…
Не забыл. Помнит, что эта моя любимая… и пел до трех часов. Каблуком своего изящного остроносого сапожка он бил в пол в такт ритму. Наш дом сотрясался от раскатов его неповторимого голоса. «Идет охота на волков, идет охота-а-а», «Протопи – не топи, протопи – не топи-и-и», «А на нейтральной полосе цветы-ы-ы», «Часто нас заменяют другими, чтобы мы не мешали вранью-ю-ю», «Я скачу, но я скачу иначе-е-е», «Я коней напою, я куплет допою-ю-ю…»
Он ничего не спросил ее о травме. Просто пришел в первый день своего приезда туда, где был особенно нужен. В три часа ночи Люся шепнула дочери, которая с огромным интересом глазела на легендарного Владимира Высоцкого: «Маш, посмотри-ка с балкона, горит ли свет у соседей внизу?..»
– Мам, в доме все окна и балконы настежь! И у всех горит свет!..
* * *
Когда затих проектор и зажегся свет в зале, режиссер Георгий Натансон обратился к своему соавтору Радзинскому:
– Ну-с, уважаемый товарищ драматург, что скажете по поводу проб к вашим «104 страницам про любовь»?
Эдвард замялся:
– Мне кажется, что Высоцкий как-то не очень «монтируется» с главной героиней. Таня играет мягкую, скромную, я бы сказал, застенчивую девушку. А Электрон у Высоцкого с его напором, темпераментом как будто просто рвется куда-то на волю… И по-моему, выпадает из кадра.
– Насчет избыточного азарта актера я с вами согласен. – Натансон покачал головой. – Но не менее важна и другая деталь. У него из-за необычной обуви нарушается органика походки, заметили?
– Так смените ему обувь! – посоветовал автор сценария.
– Он не хочет. Высоцкий чуть ниже Дорониной, и он попросил сшить ему башмаки на высоком каблуке. Да, Таня? Как вы в целом оцениваете своего партнера? – обратился он к актрисе.
Доронина заметно нервничала: «Знаете, мы с Высоцким нашли общий язык очень быстро. Обычно, если ранее с актером нигде не работал, «притирка» идет какое-то неопределенное время. А тут мы почти экспромтом даже не сыграли – «размяли» эту сцену, теперь видим на экране – то, что надо! Такая свобода, раскованность. Фальши ни грамма…»
– Вы уж, Танечка, не обижайтесь на старого ловеласа, – Георгий Григорьевич примирительно улыбнулся, – но я должен сказать: в кадре вы очень смущаетесь, Электрон Высоцкого явно не герой вашего романа. То есть не вашего, конечно, а вашей стюардессы. По крайней мере в первую же ночь, едва познакомившись, она в постель бы с ним не легла. Вам предстоит сыграть первую в советском кино постельную сцену! Зритель не поверит… Нет, нужно срочно искать другого актера. А Володе я все объясню. Он парень умный, поймет.
