Наряду с балладами А. К. Толстой вынашивал замысел новой драмы. Он искал сюжет из дотатарского периода истории Руси. Сначала его привлекла фигура владимирского князя Андрея Боголюбского и его гибель. Но после чтения Карамзина поэт пришёл к выводу, что заговорщики кучковичи, убившие Андрея Боголюбского, просто «пьяницы и трусы» и, следовательно, это не тема для высокой трагедии. Затем Толстой обратился к легендам. Его заинтересовала былина о Садко, но он решил, что из этого предания можно сделать разве что балет.
Наконец в июле 1870 года Алексей Константинович сообщает жене из Дрездена: «Я приобрёл провизию здоровья на целый год, найдя сюжет для драмы — человеческой. Человек, чтобы спасти город, берёт на себя кажущуюся подлость. Но нужно вдвинуть это в рамку, и Новгород — была бы самая лучшая. Ты должна мне собрать всё, что было написано о Новгороде, обычаях той эпохи, и вообще всё, что известно о вече и об отношениях его с князем…» Поэт постоянно подчёркивал, что задуманная им драма — чисто психологическая, а не историческая, Новгород лишь обрамление.
Сюжет новой пьесы, озаглавленной «Посадник», придуман самим А. К. Толстым. В центре монументальная фигура фактического правителя Новгорода посадника Глеба Мироныча. Город окружён войсками суздальцев, и стоит вопрос о его падении. Среди горожан большой вес имеет партия сторонников сдачи, поскольку многие богатые купцы связаны с суздальским князем торговыми интересами. Глеб Мироныч возглавляет партию патриотов, стремящихся всеми силами отстоять свободу Новгорода. В первом действии его авторитет на вече непоколебим и он легко добивается того, что оборона поручена молодому воеводе, готовому биться до последней капли крови. Но вече переменчиво, импульсивно и легко забывает сегодня то, во что верило вчера. На посадника обрушивается клевета; «улица» обвиняет его в измене, и он должен с семьёй удалиться в изгнание.
Уже в ноябре 1870 года были написаны в прозе три действия новой драмы. Затем работа остановилась, и Алексей Константинович только время от времени возвращался к рукописи. Мешали невыносимые головные боли и то, что поэт называл «отсутствием нравственного спокойствия». 25 февраля 1871 года он сообщает из Красного Рога Якову Полонскому: «Я начал писать новгородскую драму. Написал в Дрездене три акта сплеча, прозой, приехал сюда и завяз в делах. Потом болезнь, потом болезнь жены, так и не продолжал. Но на днях заглянул в рукопись и с горя стал перекладывать прозу в стихи, и о чудо! Тотчас всё очистилось, всё бесполезное отпало само собой, и мне стало ясно, что для меня писать стихами легче, чем прозой! Туг всякая болтовня так ярко выступает, что её херишь да херишь!»
В переписке Толстой постоянно подчёркивал, что «Посадник» на сегодняшний день его главный труд. Но дело не двигалось. Последнее четвёртое действие так и осталось ненаписанным. Но и в существующем виде «Посадник» представляет собой крупное художественное произведение. Поэт показал себя незаурядным мастером сценической интриги. Вообще, при чтении «Посадник» кажется законченной пьесой, где основные сюжетные линии доведены до логического конца. Именно поэтому она быстро нашла дорогу на сцену. Премьера «Посадника» состоялась на сцене Александринского театра уже в 1877 году. Поэт её не увидел.
В поездках по Европе Алексея Константиновича всё чаше тянуло к местам, овеянным воспоминаниями юности. В Веймаре он посетил вдову сына Гёте, жившую в доме великого поэта. Об этом Толстой писал жене 4 сентября 1869 года:
«Я был… у Оттилии Гёте, которой очень хотелось со мной познакомиться и которая тотчас стала говорить мне про „Ивана“ и сказала, что это „единственное произведение, которому вы прощаете отсутствие любви и где вы охотно этого не замечаете“… Она живёт в доме Гёте, где ничего не переменилось и так дышит временем за 50 лет тому назад: та же мебель и на том же месте, и она сама принадлежит тому времени, и много говорит про Гёте. Как-то всё пахнет пылью, молью, кофеем и старушкой — и грустно и Хорошо.
Этот дом считался когда-то роскошным, а он не в пример беднее нашего Краснорогского. И гипсовые статуи под бронзу там стоят, и ими, верно, Гёте гордился».
Последним крупным произведением А. К. Толстого стала поэма «Дракон», написанная терцинами и, по замыслу автора, представляющая собой «якобы перевод с итальянского». Сюжет — из эпохи войн гвельфов и гибеллинов, то есть времени Данте.
В письме Каролине Сайн-Витгенштейн поэт вкратце пересказывает содержание поэмы: «Оружейник из Милана рассказывает, что он служил в армии гвельфов во время войн с Барбароссой, и после проигранной битвы, в которой был убит их вождь, ему было поручено этим умирающим вождём доставить весть в Киавенну. Он отправляется в горы со своим учеником, и они сбиваются с пути. Они влезают на вершину, чтобы осмотреться, и там видят спящего дракона, которого вначале принимают за изваяние. Ученик бросает в него камнем; дракон медленно просыпается, оживает, спускается в долину и начинает с того, что съедает их лошадь, которая привязана к дереву. Затем он добирается до поля битвы и пожирает тела их убитых товарищей, — всё это они видят с вершины скалы. Достигнув Киавенны, они её находят в руках гибеллинов; затем следует взятие и разрушение Милана. Рассказчик считает появление дракона знамением, относящимся к Барбароссе, и кончает тем, что проклинает те города, которые перешли на его сторону. Всё достоинство рассказа состоит в большом правдоподобии невозможного факта, которое моя жена, совершенно расходящаяся со мной в литературных взглядах, называет грандиозным. На мой вопрос, может ли это сойти за перевод поэмы, современной происшествию, моя жена отвечает: да. Что касается меня, то мне она нравится; но где такой автор, которому бы не нравилось произведение, только что оконченное?!»
Летом 1875 года, будучи в Карлсбаде, Толстой читал «Дракона» Тургеневу и Стасюлевичу. Поэма их восхитила, особенно Тургенева, сказавшего, что Алексей Толстой достиг подлинно «дантовской образности». Однако они считали неудобным выдавать за перевод то, что на самом деле является оригинальным произведением. Толстой, смеясь, говорил, что пусть тот, кому охота, роется в старых итальянских рукописях в поисках первоисточника. Всё же он зачеркнул слово «перевод», оставив «С итальянского». С этим подзаголовком «Дракон» был напечатан в «Вестнике Европы» (1875. № 10). И этого поэт уже не увидел.
Завершив «Дракона», Толстой начал работать над циклом охотничьих воспоминаний. Лишне говорить, сколько интересного скопилось в его памяти и просто просилось на бумагу. Но, к сожалению, рукопись до конца не была доведена. Судьба её неизвестна. Ходили слухи, что она оказалась у Софьи Хитрово и по непонятной причине была уничтожена ею. Возможно, работа не продвинулась далее черновых набросков.
