В конце ноября 1945 Терлецкий поехал к Петру Леонидовичу Капице и, передав ему письмо от Бора, сообщил, что он дважды — 14 и 16 ноября встречался с датским ученым и его сыном Оге Бором. Что Нильс Бор расспрашивал его о семье Капицы и о положении Ландау. На вопрос Петра Леонидовича, помог ли чем Бор его миссии, Терлецкий, не скрывая, заметил:
— Истинный смысл поездки к великому ученому остался не вполне понятным для меня. Ответы Бора на вопросы были очень общие. То он ссылался на то, что в Лос-Аламосе его не знакомили с деталями проекта, что он не участвовал в инженерной разработке и конструировании различных аппаратов, то он вообще не видел ни одной американской установки. И в конце концов заявил, что такие квалифицированные физики, как Капица и Ландау, которыми располагает Россия, в состоянии сами решить проблему. Особенно теперь, когда рассекречен и издан в виде книги доклад Смита, которую он подарил нам тогда. Это, пожалуй, единственно ценное, что мы привезли от Бора. Остальное, я имею в виду его ответы на вопросы, давно были известны Курчатову и его ближайшим коллегам…
Капица, поняв, что его «использовали», заставив написать Бору рекомендательное послание, в тот же день подготовил и отправил Сталину беспрецедентное для того времени письмо с резкой критикой Берии:
«Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку все же должен играть ученый. У тов. Берии основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо.
Я лично думаю, что тов. Берия справился бы со своей задачей, если отдал бы ей больше сил и времени. Он очень энергичен и быстро ориентируется, хорошо отличает второстепенное от главного, поэтому зря времени не тратит, у него безусловно есть вкус к научным вопросам, он их хорошо схватывает, точно формулирует свои решения. Но у него один недостаток — чрезмерная самоуверенность, и причина ее, по-видимому, в незнании партитуры. Я ему прямо говорю: «Вы не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах», на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши диалоги не особенно любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт. Ведь, например, не надо самому быть художником, чтобы понимать толк в картинах (…).
…У меня с Берией совсем ничего не получается. Его отношение к ученым, как я уже писал, мне совсем не по нутру.
…Следует, чтобы все руководящие товарищи, подобные Берии, дали почувствовать своим подчиненным, что ученые в этом деле ВЕДУЩАЯ, а не подсобная сила… Они (руководящие товарищи) воображают, что, познав, что дважды два четыре, они постигли все глубины математики и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того неуважения к науке, которое надо искоренить и которое мешает работать (…).
Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно…»
Сталин выполнил просьбу ученого: показал письмо Берии. Тот, не откладывая дело в долгий ящик, обратился к Капице по телефону:
— Нам надо поговорить, Петр Леонидович…
Капица органически не терпел Берию, не хотел находиться под его началом и продолжать участвовать в работе Спецкомитета и потому решительно возразил ему:
— Если хотите поговорить со мной, то приезжайте в институт.
— Хорошо, я приеду.
И Берия поехал, захватив с собой в подарок Капице богато инкрустированное тульское охотничье ружье.
В беседе один на один Капица посмел высказать всесильному Берии все, что он думал о нем и о том, что во главе ученого стола должны стоять те, кто действительно решает научные проблемы, а не люди, стоящие у руля власти, что давно надо научиться верить ученым, а «это возможно только тогда, когда наука и ученый будут всеми приниматься как основная сила, а не подсобная, как это имеет место теперь…».
И, как учил А. П. Чехов, если в первом акте пьесы ружье появляется на сцене, а жизнь — это и есть спектакль, в котором все мы — актеры, то в финале оно обязательно выстрелит. Капица играл со всесильным Берией в опасные игры. В конце концов нарком попросил у Сталина санкции на арест Капицы, но Сталин чисто по-иезуитски изрек:
— Я его тебе сниму, но ты его не трогай.
Открытым письмом к Сталину Петр Леонидович в какой-то мере обезопасил себя: если бы его арестовали, то это расценивалось бы как месть. И все же «выстрел ружья» состоялся: 21 декабря 1945 года Капица был выведен из состава Спецкомитета и отстранен от дальнейшего участия в разработке атомного проекта. А могло быть и хуже: вдруг Сталин передумал бы и арестовал его, как академиков Л. Ландау и С. Королева. Так часто бывало: в коварстве и вероломстве вождю всех народов не было равного. Чтобы показать Капице, что он не имел отношения к его освобождению от работы в Спецкомитете, Сталин направил ему письмо:
Тов. Капица!
Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного — думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них (…).
* * *
Применив дважды атомную бомбу в Японии, американские стратеги через два месяца наметили своим главным противником Советский Союз, авторитет которого заметно возрастал на международной арене как страны-победительницы. Росли к ней симпатии и как к пострадавшей державе. Все это не устраивало не только военных, но и правящие круги Америки. И хотя они знали, что СССР потерял за годы войны более 27 миллионов своих сограждан, лишился более 1700 городов, 30 000 промышленных предприятий и 70 000 сел и деревень, Объединенный комитет начальников штабов США рассмотрел в ноябре 1945 года план стратегической атомной бомбардировки жизненно важных центров Союза. В двадцать наиболее выгодных целей для атомных атак включались Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск и Ярославль. Киев и Минск не вошли в этот список потому, что они были и без того уже сильно разрушены войной.
Президент Гарри Трумэн, почувствовав себя властелином мира с «атомной дубинкой» в руках, впоследствии с поразительным цинизмом признался: «Если бы я знал тогда то, что знаю теперь, я приказал бы войскам идти к западным границам России». Аппетиты США при поддержке президента росли в то время с каждым годом: в дальнейших планах увеличивалось число атакуемых городов не только в СССР, но и в других социалистических странах. Это было время упоения Пентагона ядерной монополией. Она, как считали американцы, продлится долго, и потому сами они останутся неуязвимыми самое малое до 1954 года — это наиболее ранний срок, к которому, как пророчествовали военные США, Россия сможет осуществить свой атомный проект. Мир был близок к новой войне.
