В истории Эммы проявляются две закономерности. Первая – стигматизация. Убежав от Праттов, Эмма оказывается у своего старого учителя из воскресной школы, который обнаруживает, что ее «испортил мужчина» 25. В результате ее отправляют в тюрьму при монастыре, как если бы она была проституткой или женщиной, родившей вне брака.
В двенадцать лет она там, безусловно, самая молодая женщина. Она настаивает на том, что это заключение в женском монастыре «косвенно… оказало влияние на всю жизнь» 26, потому что это заклеймило ее. Противоречивые правила монастыря запутывают ее: заключенным не разрешается говорить о прошлом, поэтому она не может никому рассказать, что с ней случилось, но из монастыря она выходит в черной одежде, которая сразу же идентифицирует ее для окружающих как бывшую заключенную, следовательно, проститутку *. Эта черная одежда повторяет символизм остриженных волос, которые ранее отмечали ее как ребенка из работного дома. Монастырское табу на разговоры странным образом рифмуется с запретом шарманщика. Истинная история остается скрытой внутри. Рассказчица подчеркивает, как ее прошлое, сексуальные злоупотребления, давят на нее.
Вторая закономерность сюжета – эксплуатация. Семья рассказчицы, Пратты и ее работодатели, когда в возрасте пятнадцати лет она идет в услужение, используют ее, превращают в инструмент.
Стигматизация и эксплуатация сохраняются во взрослом сознании Эммы, постоянно соревнуясь с противоположным объяснением того, что причина ее несчастий – ее своенравность и греховность. Результатом стала психическая нестабильность. По словам рассказчицы, ей помогает исповедь, поскольку она приносит отпущение грехов и, следовательно, покой. Эту книгу можно рассматривать как выражение желания Эммы полностью исповедаться и тем самым достичь гармонии. Еще один способ достичь внутреннего равновесия – иметь определенную историю жизни, не зависящую от сомнений и колебаний настроения. Литературные модели, которые прослеживаются в этом тексте, имеют большое значение для типологизации героини Эммы.
Хотя по сегодняшним меркам она пишет сдержанно (возможно, это Роуз?), Смит удивительно откровенна, учитывая традицию женской автобиографии детства. Бизли, Лухан, Баттс и Старки написали о своих матерях не в лучших выражениях. Бизли и Лухан затронули тему секса. Смит гораздо менее откровенно, чем они, пишет о сексе, но она открыто выражает свои противоречивые чувства к матери. Разлученная с матерью, позже, когда сама родит ребенка, она хочет узнать ее получше. Они не очень хорошо ладят. Смит также жалуется на своего слишком простого мужа-садовника (хотя для него она тоже находит хорошие слова) и, несмотря на то что муж все еще жив, довольно откровенно сообщает, что она влюбилась в другого, женатого мужчину, когда они жили в Австралии. Открытый разговор о семейных отношениях в произведении, которое в остальном так привязано к литературным моделям, показывает, что этот тип откровенности уже стал приемлемым – хотя, конечно, Мэйбл Льюис опубликовала свою работу анонимно и не использует свое настоящее имя.
В следующем десятилетии полномасштабную войну против жестокого родителя начала французско-канадская работа, опубликованная под настоящим именем автора. «В железной перчатке» – это двухтомное произведение квебекской писательницы Клэр Мартан о жестоком обращении в детстве, опубликованное на французском языке в 1965 и 1966 годах. В интервью 1979 года Мартан заявила, что тщательно рассчитала время публикации своей книги. Она готовила работу в течение многих лет, но чувствовала, что ей нужно подождать, пока люди будут готовы услышать ее. По ее мнению, в 1959–1960 годах публиковать книгу было бы слишком рано. Интересно, что именно заставило ее думать в середине 1960‑х, что время пришло. Возможно, свою роль сыграла публикация чего-то вроде «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат (1963), чтобы подготовить почву для шокирующей автобиографии, написанной женщиной. Позже было бы слишком поздно: «С такой книгой ты не должна заявиться последней. Нужно быть где-то в первых рядах» 27. Действительно, в последующие десятилетия прокатилась целая волна автобиографий о жестоком обращении в детстве. Автобиографию Мартан едва ли можно назвать первой историей жестокого обращения (Элиза Фарнхэм и Анжела Ханна Линч рассказали, как подверглись физическому насилию, а Бизли и Смит – сексуализированному), но что действительно отличает работу Мартан от ее предшественниц – ее обвинительный тон. Как Бизли (но книга Бизли не была доступна для широкой публики), Мартан пишет зло и саркастично. Ее гнев имел две цели: ее властный отец-насильник (который на момент написания книги был стариком) и римско-католическая монастырская школа. Цель Мартан – предъявить им обвинение наряду с квебекским обществом времен ее юности, которое позволяло ее обидчикам делать то, что они делали: «Несмотря на нашу удаленность, мы находились на пересечении всех реакционных течений, прямо посреди самого истоптанного перекрестка в истории фанатизма» 28.
Она рассказывает свою историю от первого лица и в хронологическом порядке, начиная с первого воспоминания в возрасте двух лет. Часть 1 – «Левая щека» – охватывает период до двенадцати лет, когда мать Мартан умирает от туберкулеза. Часть 2 – «Правая щека» – доводит историю до ее двадцати лет. Часть 1 – это история жестокого обращения, виктимизации и страданий, а часть 2 показывает, как Мартан и шестеро остальных детей, становясь подростками, все чаще бунтуют и объединяются против тирании отца.
Прежде всего книга рисует портрет отца Мартан – буйного и необузданного человека с холерическим темпераментом. Практически любое событие выводит его из себя. Он терроризирует, толкает, бьет и пинает жену и семерых детей. Будучи крупным мужчиной, он часто сильно травмирует их: однажды он сломал жене нос, столкнув ее вниз по лестнице, в другой раз – ударом руку. Он часто до крови избивает Клэр. Когда она случайно наступает на лапу собаке, отец наступает ей на ногу так сильно, что вырывает у нее ноготь. Мартан считает, что он специально искал предлоги, чтобы рассердиться, потому что злился он целыми днями, время от времени выплескивая свою ярость.
«Злость для него была как морфий для наркомана», – пишет она 29. Он обвиняет детей, а затем немедленно наказывает их. Невиновных не было. Мартан изображает своего отца как безусловного тирана во всех отношениях. Он знает все и не терпит исправлений. Он покупает дом в отдалении и изолирует в нем свою семью. Там все запрещено. У детей нет игрушек. Клэр не берет никаких уроков, пока наконец учитель не договаривается обучать ее игре на фортепиано (позже и эти уроки будут запрещены в качестве наказания). Атмосфера в доме удушливая, пустая, во многом напоминающая «Лин» Северин. Позже Мартан сожалеет, что ей не довелось нормально обучиться музыке, а также научиться рисовать, играть в театре или плавать. Все, что она изучала в детстве, – готовка и шитье. Ее жалобы не заканчиваются.
Ее отец скуп: в доме холодно, детям едва ли хватает одежды, он избегает обращаться к врачам, а когда его жена умирает, он заказывает для нее второсортные похороны. Тем не менее себя он балует дорогими нарядами и хорошей едой и в целом идет на поводу у собственных прихотей. Ему нравится быть в центре внимания. В какой-то момент он даже специально делает дыры в собственных носках, так что детям придется их чинить. Он нечувствителен, глух к чувствам окружающих, всегда уверен в своей правоте. Он религиозен и самодовольно считает, что Бог на его стороне.
Что значит быть девочкой в этой семье? Отец Мартан свято верит в превосходство мужчин, неудивительно, что и он оскорбляет своих дочерей. «По сути, единственное преимущество женщин над животными – умение говорить» 30, – утверждает он. Когда его дочери обсуждают школьные задания, он комментирует: «Мне действительно интересно, какая польза будет от этого при обслуживании мужчины» 31. Квебекское общество поддерживает такое отношение к женщинам. В колонках советов неизменно рекомендовалось женщинам жертвовать своими интересами. Во времена детства Мартан ни одна женщина не училась в университетах. Автор пишет:
