Сели в Казачьей бухте, которую противник непрерывно обстреливал. На «Чайку» приняли более 40 человек, на ГСТ-9–16 раненых и медработников главе с военным врачом 2 ранга Корнеевым и военнослужащих с капитаном В. И. Пустыльником.
Группа МБР-2 не смогла сесть из-за большого наката и вернулась на Кавказ.
«Чайка» долетела благополучно, а ГСТ-9 вынужден был совершить посадку на море: заклинил один двигатель.
Сели в море южнее Феодосии, примерно в 50 милях от берега. Самолет несло к берегу, где были немцы. Сделали парус из парашюта, и тогда стало относить в море. К полудню 1 июля появилась пара «хейнкелей». Разобравшись, что это за паруса, «хейнкели» пробомбили самолет, а затем еще проштурмовали (его, после чего вызвали другую пару «хейнкелей».
Во время бомбежки и штурмовки обе турельные установки гидросамолета вели ответный огонь по атакующим самолетам. Это снизило эффект вражеского обстрела. Но консоли плоскостей самолета и хвостовое оперение превратились в решето, у заднего редана лодки было три пробоины, через которые начала фонтанировать вода. Пробоины забили крупнокалиберными патронами, обернутыми кусками фланели.
После первой атаки вражеских самолетов командир ГСТ-9 капитан Малахов приказал слить бензин с главных баков крыла. Море вокруг гидросамолета затянулось бензином. То, что ГС-9 не сгорел при последующих атаках, можно объяснить только военным счастьем находившихся на самолете.
Вскоре выяснилось, что 30 июня принятые на самолет не смогли нигде поесть. 1 июля все 33 человека получили по чайной ложке из поллитровой банки компота, которую прихватил с собой один из пассажиров — капитан Мамаханьян.
Утром следующего дня, 2 июля, в 11 часов с самолета заметили два корабля и решили, что это гитлеровцы. Уничтожили все документы, кроме партбилетов. Каждый, кто имел личное оружие, послал патрон в казенник и приготовился к худшему. Это вызвало отчаяние у женщин, которые не имели оружия: «А кто же нас застрелит, чтобы мы не попали в плен к фашистам?»
Надо ли говорить, как велика была радость, когда на ГСТ-9 узнали наш тральщик.
Ночью 3 июля «Щит» благополучно доставил всех в Новороссийск.
1 июля в 4 часа утра из Новороссийска вышли базовые тральщики «Взрыв» и «Защитник». Начальник штаба флота контр-адмирал И. Д. Елисеев поставил перед ними задачу: подойти к району 35-й батареи и принять на борт бойцов и командиров Севастопольского оборонительного района.
О боевом напряжении личного состава тральщиков можно судить по их походам в те дни: «Взрыв» и «Защитник» только в ночь на 30 июня вернулись из Стрелецкой бухты с ранеными — 28 июня в 3 часа 35 минут они вышли из Новороссийска с маршевым пополнением, боеприпасом и продовольствием.
В течение июня «Взрыв» доставил осажденным 152 тонны боеприпасов и продовольствия, 806 человек маршевого пополнения, вывез 927 раненых и 175 эвакуированных[12].
Старшим командиром на переходе 1 июля был командир «Взрыва» старший лейтенант Николай Федорович Ярмак.
«Хейнкели» и «юнкерсы» двойками и тройками преследовали тральщики, бомбили их. Но прямых попаданий не было. С наступлением сумерек напряженность несколько уменьшилась.
Экипажи кораблей знали, что Севастополь пал, они знали также, что защитники города, прижатые к морю, продолжают на небольшой полоске крымской земли в районе 35-й батареи самоотверженно отбивать непрерывные атаки врага. Оборонявшиеся не теряли надежду, верили, что моряки придут за ними.
Старшему лейтенанту Ярмаку и комиссару старшему политруку А. П. Воробьеву было известно, что из Новороссийска в ночь на 1 июля по мере готовности выходили парами СКА — сторожевые катера.
Командиры сторожевых катеров по приказу начальника штаба флота И. Д. Елисеева тоже должны были пойти ночью к пристани 35-й батареи и принять на борт продолжавших сопротивляться севастопольцев.
Катера, проследовавшие первыми, сумели принять тяжелораненых. Но гитлеровцы, видимо, заметили движение и стали усиленно обстреливать минометным огнем район пристани 35-й батареи. Пристань рухнула, катера стали поднимать на борт плавающих.
Около полуночи «Взрыв» и «Защитник» подходили к фарватеру № 3. В море стояла изрядная зыбь. Надо было определить свое место. Но ни Херсонесский маяк, ни красный, вертящийся — на Феоленте — не подавали сигналов, не было и подходного приемного буя.
Тральщики прошли предположительно до траверза Бельбека или Качи.
— Все на мостике всматривались в темный горизонт по правому борту, — вспоминает Яков Петрович Волков, — кто-то в бинокль заметил справа зарево. Стало ясно, где Севастополь.
Без навигационного обеспечения тральщики форсировали минное поле и подошли к 35-й батарее. При свете луны с мостиков «Взрыва» и «Защитника» увидели сторожевые катера, с берега доносился шум.
Стали спускать шлюпки, хотя был большой накат. В этот момент противник начал обстреливать артиллерией и минометным огнем место, где находились тральщики и сторожевые катера. Тральщики не открывали ответного огня, решив, что молчание может дезориентировать противника.
Из-за большого наката шлюпки не смогли подойти к берегу. Пристань была разрушена. В лунном свете моряки в шлюпках видели плывущих с берега людей. Их было много. Слышались голоса о помощи. У некоторых, кто плыл, сил хватило только на то, чтобы ухватиться за борт. Гребцы втаскивали их в шлюпки.
Командир «Защитника» капитан-лейтенант В. Н. Михайлов приказал вахтенному командиру старшему лейтенанту Волкову передать в мегафон на сторожевые катера, чтобы они подходили к берегу, брали людей и доставляли их к тральщику.
Яков Петрович пишет, что на многих СКА были его знакомые командиры, так как он начинал службу, в дивизионе этих катеров. Поэтому он смог назвать по имени отдельных командиров сторожевых катеров, и Волкова услышали.
К борту тральщика подошла небольшая баржа. Я. П. Волков помнит, что находившиеся на ней гребли руками, прикладами и, едва коснувшись борта корабля, сразу же оказались на палубе тральщика. Баржу, подхваченную волной и никем не управляемую, тут же выбросило на камни.
Из воды подняли командира 79-й морской стрелковой бригады А. С. Потапова. Он был с пистолетом на ремне, в руках держал планшетку.
В Новороссийске мне довелось встретиться с Алексеем Степановичем. Пожав ему руку, я сказал от всего сердца:
— Я очень рад видеть вас! В глазах у Потапова я увидел слезы… Да, трудно представить, сколько вынес этот мужественный человек за годы войны. Помню одну из наших первых встреч в осажденной Одессе, когда был убит комиссар С. Ф. Изус, а майор Потапов вернулся из окружения. С кем бы ни встречался из тех, кто воевал с Потаповым, все говорили о нем как о смелом, прекрасно знающем сухопутную тактику командире. Несмотря на внешне суровый вид, он был заботлив, внимателен к подчиненным, и главное — умело учил их воевать.
